В дальнейшем вы обязаны действовать по указанию представителя ЦК РКП товарища Сергеева-Артема. Об исполнении немедленно донесите.
Командующий Туркфронтом Фрунзе.
Член РВС Любимов».
— Но выполнит ли Заки Валидов этот ультиматум Фрунзе? — первым нарушил продолжительное молчание Самойлов.
— Вернее, ультиматум Красной Армии, — дополнил его Артем. — Что ж, теперь в нашем распоряжении приказ или, если хотите, ультиматум и отряд в триста сабель. Аргументы весомые! Будем продолжать натиск на Башревком!..
В это время вошел Ярослав, как всегда озабоченный, но энергичный, деловитый, прошептал что-то Артему.
— Извините, товарищи! На прямом проводе Оренбург. Пожалуйста, не расходитесь.
Вернулся он возбужденно-счастливым и сказал, что говорил с Иваном Дмитриевичем Кашириным — конный отряд в Стерлитамак уже выступил, командир Башкирской бригады вызван в Оренбург.
…Днем весь Стерлитамак, и коммунистический, и башревкомовский, с быстротою молнии узнал, что пришла телеграмма:
«16 января 1920 года.
Для немедленной передачи, вне всякой очереди
Председателю Башревкома Юмагулову предписывается сдать дела заместителю [и] немедленно выехать в Москву для дачи объяснения. № 30.
Председатель Совета Обороны Ленин…»
Артем и обком партии постарались, чтобы текст телеграммы поскорее был прочитан джигитам Башкирской бригады.
Но арестованные Юмагуловым все еще томились в заточении.
Только на четвертый день Загита, полуголодного, окаменевшего от постоянного холода в камере, истосковавшегося по махорке, вызвали на допрос. Следователь Шарипов, круглолицый, с раздвоенным подбородком, с узким лбом и сияющей лысиной, был до революции известным адвокатом в Уфимской губернии и на Южном Урале.
— Ну, чекист, как дела? — вкрадчиво замурлыкал он. — Приятно сидеть в казенном доме? Хи-хи!.. Или приятнее мазать грязью честных людей?
— Чем не занимался, тем не занимался! Объясните-ка лучше: за что меня здесь держат?
— За грехи! Ты же чекист…
— Я серьезно спрашиваю.
— А я серьезно отвечаю! — Белесые брови следователя подпрыгнули вверх. — Без грехов в тюрьму не попадают!.. Расскажи мне, о чем ты секретничал с Трофимовым — он же Михаил — после его возвращения из Стерлитамака?
— Ни о чем не секретничал! О делах беседовал.
— Ну-ну, не притворяйся, рассказывай без утайки, тебе же пойдет на пользу откровенность. Станешь запираться — себя погубишь! Себя и… добродетельную жену Назифу-апай!
Сердце Загита залилось болью. Неужели эти изуверы начнут преследовать его Назифу! И почему следователь так усердно привязывается к Трофимову, собирает улики против Николая Константиновича? Нет, от Загита он не получит никаких сведений.