От окончательно расхворавшейся Сайдеямал она свои опасения и слезы скрывала, но старуху было невозможно обмануть.
Как-то Сайдеямал, лежавшая на паласе на нарах, слабым голосом позвала ее к себе.
— Как себя чувствуешь, кайнэ?
Старуха залюбовалась уже округлым животом Гульямал и ласково сказала:
— Мне-то что! Лежу в дремоте. А вот ты, килен, береги себя ради сына! Молю аллаха, чтобы дожить до рождения внука, а там можно и отправиться к отцам и праотцам! — Сайдеямал не сомневалась, что родится мальчик. Дотронувшись одеревеневшими, как ветви засохшей березы, пальцами до руки Гульямал, она шептала: — Вернется Хисматулла не сегодня, так завтра! В Стерле дел много… Не терзайся так, килен.
Гульямал с трудом улыбнулась сквозь слезы.
— Я стараюсь, кайнэ.
— Плохо стараешься, если пожелтела, глаза опухли, и ночью ворочаешься на нарах и всхлипываешь!
Гульямал неожиданно дерзко встряхнула рассыпавшимися по плечам густыми волосами и спросила свекровь:
— Кайнэ, если я отрежу косы, не изуродую себя?
Старушка всплеснула немощными ручками.
— Атак-атак, что за новости? Оставь, не смеши людей!
— Твой же сын велит расстаться с косами! Говорит, что длинные косы, платья с оборками, бусы и браслеты — это все, он говорит, пережитки старых обычаев, и пора с ними, говорит, прощаться и одеваться по-новому! И во всем советской женщине, говорит, надо соблюдать себя по-новому.
— Неужели тебе кос не жалко?
— Конечно, жалко, очень жалко! — Гульямал вздохнула. — Раз твой сын велит, то мне приходится подчиниться. «Ты, говорит, должна подавать пример молодым женщинам!»
— А когда ты надела короткое платье, ноги бесстыдно показала прохожим, то ведь над тобой смеялись, — напомнила свекровь.
— Ну и что, смеялись!.. А теперь не смеются и молодухи кромсают ножницами себе подолы. А в Красной Армии все сестры, и башкирки, и татарки, носят короткие платья — удобнее.
— Атак-атак, но я вмешиваться не буду. — Сайдеямал обиделась и отвернулась.
Через полчаса она проснулась, — теперь она спала урывками, часок, а то и меньше, ночами думала о прошедшей жизни, а днем зачастую дремала, сидя за обеденным столом, — поднялась, протерла кулачком глаза и ахнула…
Гульямал быстро расхаживала по горнице в коротком платье и камзоле без золотых позументов, в черных чулках и сапожках, с коротенькими, пышно взбитыми волосами, и старушка невольно подумала, что килен похожа на статную, с крутыми боками и обрезанной гривой степную кобылицу.
— Куда это ты собралась?
— В школу.
— А говорили, что Бибисара будет мугаллимой.[60]
— Бибисара сейчас в Уфе, на учительских татаро-башкирских курсах, а я слежу за ремонтом дома для школы. И дров надо запасти на всю зиму.