«Что же стряслось с Кулсубаем? — спрашивал сам себя Мурзабулатов. — Неужели впитал в кровь поучения коммунистов? А каким был джигитом! Да, за ним, героем польского фронта, конечно, пойдут башкирские всадники!..»
Мурзабулатов уже раскаивался, что доверился башревкомовцам, поддался их сладким песнопениям. Не с той карты ты пошел, Сулейман, вот и остался при пиковом интересе!.. Сидишь теперь, как дикий зверь в норе, в темном лесу, в сырой землянке! Ты же, Сулейман, сын и внук бедняков. Все достояние твоего отца и деда состояло из безрогой козы, приносившей в год три козленка. Вырос в нужде, ни одежды, ни еды вдоволь никогда не было… Потому и встретил с восторгом революцию, устанавливал в своем кантоне советскую власть. К тебе отнеслись с доверием, послали в ЧК, и ты получил высокий пост председателя БашЧК. И тут-то оплели тебя валидовцы, подкупили похвалами, чистопородными конями, драгоценными туркестанскими коврами, червонцами и рассыпным золотом, подсунули беспечных девиц, приучили к пьянству и разгулу.
Артем раскусил Сулеймана Мурзабулатова сразу, с налету, и добился снятия с поста председателя ЧК, но сохранил в Башревкоме в ранге наркома… Тут бы Сулейману опомниться, взяться за ум и начать честно сотрудничать с обкомом партии. Однако он не смог остановиться…
«Сижу у разбитого корыта в лесу! Что мне делать? У кого просить совета? — размышлял Мурзабулатов, глуша тоску самогоном. — Советская власть не простит. Поздно, поздно… Единственная надежда на Кулсубая. Если бы я с армией перешел сейчас к Советам, то Кулсубай-агай смог бы спасти меня от расстрела. Неужто не сжалится надо мною? Ведь мы с ним башкиры, у нас одна кровь! — хныкал и скулил Сулейман. — Да, пора начинать переговоры с Кулсубаем. Если еще с неделю тут заживо гнить в землянке, то можно прощаться с белым светом!..»
И Мурзабулатов послал в Стерле верного, немногословного эмиссара с наказом побеседовать с Кулсубаем-агаем тайно.
Одновременно он собрал на совет в землянке командиров и комиссаров «дивизий», «полков», «эскадронов», «дружин», — сам-то он знал, что в распоряжении «Реввоенсовета» осталось несколько потрепанных частями Красной Армии шаек разнузданных погромщиков, бандитов, проходимцев, разбойников. Атаманы больших и малых степеней расселись на нарах перед жарко натопленной железной печкой; одни из них щеголяли в аккуратных мундирах белых офицеров с золотыми погонами, другие носили бешметы с золотым галуном по вороту и лисьи шапки, третьи донашивали английские френчи, оставшиеся от колчаковцев. Разглядывая сейчас соратников и собутыльников, Мурзабулатов откровенно улыбнулся и этим выразил всю степень презрения к ним.