— Как живете? Какие новости в ауле?
— Плохо живем, сынок, в постоянном страхе: то красные пришли, то белые, то дутовские казаки. Слава аллаху, меня не трогали за тебя!
— А где Гульямал?
— Давно, сын, тебя отправилась искать! Правда или нет, но наши деревенские говорили, что с красными ушла, с отрядом Загита. Трудно, конечно, мне, старухе, без помощницы. А больнее всего, что доброе имя ее порочат злые уста, твои недруги!
Хисматулла угрюмо смотрел в угасающее пламя очага, отсветы огня плясали по стенам.
— Ты, сын, не расстраивайся, — твердо сказала мать, — твоя Гульямал себя в обиду не даст и твою честь не опозорит. Я ей верю!
— Я тоже, эсэй, ей верю, — кивнул Хисматулла, поблагодарил за угощение, начал одеваться. — Мне пора!..
— Куда же ты? — всплеснула руками Сайдеямал.
— Туда, где Загит и Гульямал-енгей.
— Думаешь, легко их отыскать?
— Разыщу.
— Ложись отдохни, балам![16] Сейчас постель приготовлю.
— Нет, эсэй, нельзя мне задерживаться. Твои же соседи донесут Хажисултану-баю и Нигматулле. Зашел тебя проведать. Прости, эсэй, что причинил тебе столько невзгод. После войны всегда буду с тобою, стану лелеять твою старость!
— Ложись отдохни! Не посмеют джигиты Хажисултана-бая и Нигматуллы тебя задержать! — слезно упрашивала мать.
— Не могу, прости!.. Ты у меня умная, эсэй, пойми, что пора уходить. Мне ведь и самому страсть как хочется отдохнуть под материнским крылом! А нельзя!..
— Ладно, сын, неволить не могу, — вздохнула глубоко Сайдеямал. — Иди, балам, к своим! Но береги себя. «Береженого я сам сберегу», — так обещал аллах. Увидишь где Гульямал-килен,[17] передай ей материнское благословение! За хозяйство свое, за корову пусть не тревожится — позабочусь… Еще тебе наказываю: береги себя, балам! Старая я, может, и не увидимся… Прощай! Цени Гульямал, она женщина добрая, честная, неподкупная. Не дай роду нашему перевестись, после войны заводи детей!
Хисматулла хотел поцеловать материнскую, в темных морщинах, руку и поскорее уйти, но мать строго указала ему на нары, и он опять сел рядом с нею. Медленно проводя ладонями по лицу, Сайдеямал молилась:
— Ала акбер, аллах всемилостивый, ходай мой, спаси единственного сына моего Хисматуллу от злой доли, даруй ему жизнь долгую и мирную. А меня награди внуками. Прими мое моление, ходай!
Как Хисматулла не отнекивался, а эсэй вручила ему тяжелый сверток с пресными лепешками.
Чтобы не слышать ее захлебывающихся рыданий, Хисматулла крепко поцеловал мать и выбежал из избы в огород.
Как и условились, Газали и Мустафа поджидали его у Красного яра. Партизаны еще не подошли.