— Ваше высокоблагородие, господин начальник, смилуйтесь, — сказал стоявший в первом ряду старик с окладистой бородою. — Никакого Хис… Хисматуллу мы не знаем, мы мастеровые с Златоустовского завода, прикажите отпустить.
— Мо-а-алча-а-а-ать!
Заключенных помытарили еще около часа на пронизывающем до костей холоде. Арестанты переступали с ноги на ногу, ежились, приплясывали, но упрямо, упорно молчали. Наконец с бранью надзиратели загнали их обратно в камеры.
В вечерних сумерках арестантов снова вывели во двор. «Кончено, сейчас расстреляют! — сказал себе Хисматулла. — Погибнут люди из-за меня. Признаться?.. Нет, обожду!..»
Открылись массивные тюремные ворота, окруженные солдатами арестанты, понурясь, подталкивая в темноте друг друга, затопали по прокаленной морозом дороге. Куда ведут? На кладбище?.. Не страшно погибнуть честно в бою, обидно умереть от пули палача. Стараясь шагать нога в ногу с коренастым конвоиром, Хисматулла шепнул:
— Братец, нас сейчас расстреляют?
Тот с недоумением пожал плечами:
— Нет, почему же?.. На железнодорожную станцию вас ведут, к поезду. — И, боязливо обернувшись на фельдфебеля, огрызнулся: — Отвяжись!
Хисматулла повеселел. Видно, ни при каких обстоятельствах, даже смертных, не надо отчаиваться. Патроны кончились — дерись камнями, кулаками, грызи ворога зубами!.. Вот это по-нашему, по-джигитски!..
Пронзительно завопил-загудел паровоз неподалеку, показалось приземистое здание вокзала; на путях застыли, словно примерзли к рельсам, товарные вагоны. И здесь всюду расхаживали часовые… Откатилась дверь, фельдфебель скомандовал: «Полезай!» Хисматулла, почувствовавший прилив сил, первым вскочил в темный вагон, протянул руку товарищам, — конвойные подталкивали арестантов прикладами винтовок. Хисматулла, пока дверь не закрыли, пригляделся, увидел у стены сидевших и лежавших на полу людей. Сквозь дощатую стену было слышно, как накинули засов, с треском повернули ключ в замке. В вагоне было темно, хоть глаз выколи. Через полчаса поезд тронулся, вагон качнуло на стрелках. Хисматулла подполз к незнакомым соседям, спросил:
— Вы откуда будете?
Никто не откликнулся.
— Товарищи, куда нас везут?
— Как это узнаешь? — слабым голосом сказал сидевший рядом с Хисматуллой, но почти неразличимый во мраке заключенный. — Говорят, что везут на шахту, заставят уголь добывать: шахтеры либо разбежались, либо ушли с красными, не хотят работать на белых.
— А где сейчас красные?
— Далеко!.. Уфа в руках беляков. Наши на Волге, под Самарой, под Казанью.
«Наши!» — отметил Хисматулла.
Утром в тусклом свете, сочившемся сквозь щели в стенах и потолке, Хисматулла увидел, что сидит рядом с молодым парнем в рваном армяке; лицо у него было белое-белое, точно вымазанное мелом, — это он вечером неосторожно обронил «наши»…