— Посмотри хреново кресло.
С минуту Диана таращится мне в глаза, затем разворачивается и выходит с кухни.
Я раздражённо завинчиваю ножку стола обратно.
— И на чего смотреть? — орёт Диана через две комнаты.
— Двусторонний скотч, блин! Если объяснишь, зачем он на жопе кресла, кроме тайника, тебе выдадут и Нобелевскую, и Шнобелевскую!
Диана замолкает, и я сердито переворачиваю стол. Отряхиваю и стелю на место скатерть.
Вы ведь тоже видели скотч?
Значит, Вероника Игоревна прятала вещи.
Не тяжёлые и не объёмные — слишком мало выдержит скотч и слишком мало пространства между полом и дном.
Например, документы.
Какие?
Где я не посмотрел? Коробки? Их тут вагон. Да и Диана наверняка заметила бы что-то нестандартное, когда съезжала.
Ещё есть прихожая-гостиная.
Есть комната-коридор Дианы.
Спальня Вероники Игоревны.
«Кухонный» угол.
Чердак.
Чердак? Окей.
Я иду к лестнице наверх, поднимаюсь на первую ступеньку, но тут с улицы проникает и нарастает гул.
Частный самолёт?
Машина?
Сердце у меня замирает. Я спрыгиваю на пол и подбегаю к окну.
По меловой дороге поднимается автомобиль с логотипом башни.
— Диана! Коллекторы!
Тачка останавливается напротив дома, дверца открывается и из неё лениво-лениво выбирается мужчина в тёмно-синей одежде. Я понимаю: надо уходить, двигаться, делать хоть что-то, но тело парализовало — только глаза едва не вылезают из орбит.
Как они узнали? Опять. Словно… словно у них тут камера или соглядатай?
Я вспоминаю женщину у берёз.
Неужели ей так запудрили мозги? Или она такая тупая? Чем глупее человек, тем легче он верит лапшу, которую вешают ему на уши.
Мужчина «Башни» с минуту смотрит в мою сторону, хотя точно не видит — слишком лунно-солнечно снаружи, — затем достаёт сигареты и неторопливо закуривает.
Я с трудом пячусь от окна, с ещё большим трудом разворачиваюсь.
— Диана!
Бежать через окно в спальне Вероники Игоревны?
Лезть на чердак?
Мой взгляд утыкается в ванную.
Туда я тоже не заходил.
Чердак?
Ванная?
Дать деру?
Ноги сами несут меня вперёд, мимо лестницы. Кулак толкает дверь ванной.
Полумрак; на крючке парой висельников растянулись полотенца: лиловое с осьминожками и жёлтое с ромашками. От них приятно веет свежестью, и мне будто скручивает мозг. Так, смесью чистоты и холодка, пахли полотенца у нас дома, когда Вероника Игоревна и Диана ещё не съехали. И так полотенца не могут пахнут здесь, в запертом, нежилом месте, где нет стиральной машинки, а людям давно не до чистоты.
Это моё воображение. Память. Невозможное желание.
Запах нестиранной ткани прорывает иллюзию и ударяет в ноздри. Я отшатываюсь и судорожно оглядываюсь.