Раковина? Полка? Тазы?
За тазами?
Ничего.
На улице хлопает дверца, и я едва не подскакиваю. Коллектор залез в обратно в автомобиль? Или закрыл его и направился к дому?
Тайник! Думай!
Куда бы Диана никогда не посмотрела? На верхнюю полку? За плитки?
Под ванну! Под ванну Диана бы не полезла — потому что там живёт барабашка!
Я отодвигаю тазы и наклоняюсь к полу. Бледный луч мобильного высвечивает гниловатую прищепку, и за ней — таракана, погребённого под курганом пыли. Тускло блестит серёжка с крохотным зелёным камнем.
Всё? Сердце подпрыгивает в груди, когда люминесцентный свет отражается от синей папки. Она прикреплена двусторонним скотчем ко дну ванной и смята посередине.
И она существует. В прихожей-гостиной рождается металлическая трель — минует порожек, ныряет под тазы и с едва уловимым дребезжанием врезается в мои барабанные перепонки.
Телефон?
Городской телефон?
Я с усилием отдираю папку и так резко поднимаюсь, что ванную ведёт в сторону, а перед глазами вспыхивают звёздочки. Сквозь поволоку дурноты я вглядываюсь сквозь синий пластик папки: бордовый паспорт с гербом «СССР», чёрная коробка, цветные бланки. Все они помяты и потёрты по краям, будто пережили много… лет? Жизней?
Выбежав в прихожую, я едва не сталкиваюсь с Дианой. Она держит в руках маски Чужого и Хищника и растерянно смотрит то на верещащий телефон, то на входную дверь. В щели над порогом шевелится тень, и сквозь «трулюлю» звонка прорывается размеренный, даже вежливый стук.
— Нашёл, — тихо и виновато говорю я Диане.
Она вздрагивает, оборачивается. В чёрных глазах, в позе, в лице нарастает страх.
Кажется, Диана бросится прочь или взвизгнет, но нет: мне в руку утыкается маска Хищника.
— Поиграем?
Сон девятый
Пустые берега, пустые развороты
Мы выкатываемся-выбегаем на полосу между скалистым обрывом и морем. Сердце колотится, воздуха не хватает, но безумный восторг — если не преступления, то захода за черту, за грань, — поднимается к горлу.
— Чел, стоп! — Диана замедляет бег, наклоняется и, хрипя, сипя, упирает руки в колени. — Ща… Ща сдохну.
Я пролетаю по инерции ещё пару метров и останавливаюсь, оглядываюсь на обрыв, за которым притаились и меловая дорога, и покинутый дом.
Никто нас не преследует.
По каменным глыбам, по валунам скользят бронзовые отсветы заката. Искрится и ревёт прибой, и чайки камнями падают в пенистые волны.
— Ты жива?
— Такая рожа. — Диана фыркает из-под маски Чужого. — Думала, меня стошнит от смеха.
Перед мысленным взором появляется испуганная, полуобморочная физиономия коллектора, и я вежливо — для Дианы — смеюсь. Поправка: смеётся Хищник, а моё лицо под ним парится в финской бане.