• ДУХОВНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ
• ИЗДАТЕЛЬСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
• СОБИРАНИЕ ВСЕХ ЖИВЫХ ХРИСТИАНСКИХ СИЛ НА ЕЖЕГОДНЫЕ СБОРЫ, КОНФЕРЕНЦИИ.
• ВОЗРОЖДЕНИЕ ХРАМОВ
Телефонный разговор Дианы не замолкает. Когда мы едем обратно, наверх, она то хихикает, то «угукает» и под конец обещает собеседнику, что придёт на детскую площадку.
Интересно, к кому? К другу? К подруге? К подельнику в грабежах машин?
Нет, голос её звучит слишком спокойно и даже… ласково?
Внутри меня разбегаются паучки любопытства и недовольства — и в какой-то момент я понимаю, что завидую. Завидую этой «другой», скрытой жизни. С нотками радости, со встречами в условных местах.
Я корчу Диане противную рожу, громко хрущу чипсами, и в ответ мне показывают средний палец.
Вот и славненько.
В отдалении рокочет гром, и беззвучно, в рассинхрон с ним, вспыхивают зарницы за стеклянным фасадом «Пирамиды». Качаются сосны, вечернее небо заволакивает дымкой грозы. Плывут мутные, полуразмытые облака, и от их цвета, необыкновенного, дымчато-бурого, замирает сердце.
— Оки-оки, — соглашается с собеседником Диана и бросает телефон в карман. Нахмуривается. — Про чего мы говорили?
От движения косая футболка сползает с плеча Дианы и приоткрывает зубчатую линию между шеей и ключицей.
Меня пробирает озноб.
Этот шрам мерещился мне на фото мёртвой девушки.
Этот.
— Мы… а-а-а… Мы говорили… Сорян, а почему всё-таки кто-то должен жаловаться? — Я вытаскиваю из пакета очередную чипсину: огненно-рыжую, ребристую, с запахом чего-то копчёного, с формой корявой восьмёрки. Или, если хотите, корявой бесконечности. Хрусь.
— Чел. — Диана со стоном натягивает шапку-гондонку на брови, и моих ноздрей касается запах немытых волос. — Ты как кролик-зануда.
— Кролик-зануда?
— ПРЕКРАТИ ПЕРЕСПРАШИВАТЬ.
Она сжимает губы и трёт несуществующее пятнышко на резиновом поручне эскалатора.
— Я поговорила… ну… «Тет-а-тет»? — с Валентосом.
Брови у меня ползут вверх, а перемолотая бесконечность комом встаёт в горле. Сейчас блевану, сейчас блева…
— Чел, не это! С ума сошёл? Я… я объяснила… — Диана замолкает, точно спотыкается о невидимую преграду. — Я ходила… Он на двери нашей четвёрку сделал.
У меня в груди будто образуется тяжёлый камень. Я вспоминаю подбитую физиономию Валентина, и его расколоченный телефон, и обозлённость, обречённость, разочарование — словно бы неприятные события одно за другим валились на чашу весов и придавили всё хорошее ко дну души.
— Чего с лицом? — замечает Диана мою реакцию.
Молчать. Артур Александрович, вам стоит помолчать.
Молчать!
Я спасительно заглядываю в пакет из-под чипсов, запрокидываю голову и засыпаю солено-беконовую труху в себя, как в коптильню.