и выходные за городом и вернется в понедельник. Он не сказал, где именно.
– Знали бы мы где, могли бы позвонить ему и предупредить, чтобы держался подальше от ядовитого плюща. Было бы приятно услышать его голос.
– Согласен. Но мы не знаем.
– Я мог бы порыскать с утра, вдруг найду. В нашем распоряжении приличный список тех, у кого он брал в долг.
Вулф наложил вето и на это. Он заявил, что я необходим ему под рукой, и в любое время дня и ночи может раздаться требующий немедленного действия звонок от Сола Пензера, или Фреда Даркина, или Орри Кэтера, или Дол Боннер, или Салли Корбетт. Вдобавок сегодня дважды звонил Филип Харви и один раз Кора Баллард. Они спрашивали, сможет ли он присутствовать на заседании совета НАПД в понедельник, и завтра наверняка позвонят снова, а у него нет ни малейшего желания выслушивать их. Покончив с этим, Вулф отправился спать. В одиннадцать сорок две позвонил Сол Пензер из телефонной будки в Кармеле и сообщил, что едет на смену Орри Кэтеру. В двенадцать восемнадцать позвонил сам Орри, тоже из Кармела, и доложил, что в доме Элис Портер свет погас незадолго до одиннадцати и, предположительно, хозяйка благополучно легла в постель. Я поднялся к себе.
В пятницу утром я натягивал брюки, когда позвонил Фред Даркин. Он ехал сменять Сола, и с ним была Дол Боннер, направлявшаяся на пост возле пересечения грунтовки и черной дороги. Я сидел на кухне, поливал вафлю кленовым сиропом и проглядывал «Таймс», когда раздался звонок от Сола. Он доложил, что в восемь часов утра Элис Портер копалась в огороде. Я находился в кабинете и заново перечитывал копии показаний, которые дал двум заместителям окружных прокуроров, когда позвонила Кора Баллард и спросила, явится ли Вулф на заседание совета НАПД, которое будет проводиться в клубе «Клевер» в понедельник в двенадцать тридцать. Если мистер Вулф предпочитает присоединиться к ним после ланча, то можно и в два часа. На мое напоминание, что Вулф никогда не выходит из дому по делу, она ответила, что в курсе этого, но ведь сейчас критическое положение. Я ответил, что положение не такое уж и критическое, коли собрание назначено только через три дня, на что она возразила, что самый короткий срок, за который ей обычно удавалось организовывать заседания с писателями и драматургами, – это две-три недели, да и все равно на эти выходные приходится День памяти, и нельзя ли ей поговорить с мистером Вулфом. Я ответил, что он недоступен, а если бы даже и был доступен, то ничего хорошего ей это не принесло бы. Наверняка он только и скажет, что пошлет меня. Если я их устраиваю, пусть дадут мне знать.