.
Существуют мириады причин – исторических, культурных и экономических, – по которым англо-американское чувство места так сильно отличается от черокского. Однако Белт считал, что самое важное и часто упускаемое из виду различие между нами обусловлено структурой наших языков. Язык чероки кардинально отличается от английского в самых разных отношениях. У чероки есть семь основных направлений, по которым говорящий постоянно перемещается в пространстве: Север, Юг, Восток, Запад, Верх, Низ и (самое трудное для понимания) Здесь. Грамматика чероки, в которой субъект предложения всегда следует за прямым объектом, также способствует незаметной децентрации говорящего. «На английском языке мы говорим я думаю то, я думаю это, я хочу то, я хочу это. Как будто мы находимся в центре мира, и он крутится вокруг нас, – сказал Белт. – В нашем языке все находится здесь, а мы расположены где-то рядом. Это означает, что мы воспринимаем себя частью целого, а не его центром». Кроме того, Белт отметил, что необычный порядок слов лучше приспособлен для жизни в дикой природе. Например, когда медведь незаметно подкрадывается к вашему другу, гораздо логичнее, по его словам, крикнуть: «Медведя… я… вижу», чем «Я… вижу… медведя».
Воспитание Белта помогло ему осознать связь между географией и языком. До семи лет он говорил исключительно на языке чероки, и только потом начал учить английский. В те годы он играл в военные игры со своими друзьями в прериях Оклахомы, но всегда представлял, что находится в стране горных склонов, высоких деревьев и журчащих ручьев. Переехав к сорока годам в Северную Каролину, он был потрясен, когда увидел пейзажи, которые представлял себе в детстве. Одна его знакомая, тоже уроженка Оклахомы, рассказала Белту о похожем случае. Она показала ему рисунок, который нарисовала, когда ей было пять или шесть лет. Местность на заднем плане была зеленой, гористой, и совершенно не похожей на все то, что она привыкла видеть на родине. По ее словам, один и тот же пейзаж появлялся на заднем плане всех ее рисунков.
– Только приехав сюда, она поняла, что рисует, – сказал Белт. – Она рисовала эти горы.
Сам факт существования глубинной географической памяти может показаться мистикой или выдумкой, сказал он, но это не так или, точнее говоря, совсем не так. Дело в том, что особенности ландшафта с необходимостью «кодируются» в языке. Даже звучание и синтаксис языка чероки отличаются «гористостью». Так, для различных типов холмов у них в языке существуют свои очень точные дескрипторы. Просто добавляя суффиксы к существительным, носитель языка дает понять, ниже или выше относительно него расположен на горе некий объект. (Если поблизости протекает река, то суффикс показывает, в какой части реки этот объект находится – выше или ниже по течению). На равнинах Оклахомы эти особенности языка казались Белту странными, однако, когда он оказался в горах Северной Каролины, все встало на свои места.