Эта теория является ответвлением от более старой, но до сих пор горячо оспариваемой теории, называемой охотничьей гипотезой, которая утверждает, что охота на крупную дичь заметно повлияла на развитие человеческого языка, культуры и технологии. У меня есть сомнения относительно обеих теорий. Либенберг, в частности, заходит слишком далеко, приравнивая науку – сложную стандартизированную систему знаний, – к совокупности развитых аналитических навыков и воображения (то, что он называет «гипотетико-дедуктивным рассуждением»), которые в конечном итоге позволили людям развить кодифицированную систему знаний, коей и является наука. Трекинг едва ли был единственным аспектом доисторической жизни, который требовал такого набора навыков и воображения; если трекинг – это доисторическая форма физики, то сбор растений – это ранняя форма ботаники, а приготовление пищи – предшественник химии.
Тем не менее, в этих теориях есть зерно истины: охота – это, бесспорно, одна из фундаментальных человеческих традиций, оказавшая на нас огромное влияние. Животных, которых сейчас мы считаем домашними или подопытными, в далеком прошлом мы рассматривали в качестве хищников либо добычи. Чтобы понять роль, которую тропы играют на Земле – увидеть, что они несут – жизнь или смерть – я должен был посмотреть на них глазами охотника.
* * *
До тех пор, пока я не начал изучать этот вопрос, весь мой охотничий опыт сводился к несколькими утренним часам, проведенным в детстве в охотничьей будке на ранчо моего деда в Техасе (я просто тупо смотрел на темно-синее предрассветное небо). Итак, я начал искать опытного охотника. Один знакомый порекомендовал мне человека из Алабамы по имени Рики Бутч Уокер. Я написал Уокеру на электронную почту, и вскоре получил от него лаконичное резюме, из которого узнал, что за всю жизнь он подстрелил из лука 114 белохвостых оленей, причем семерых из них он убил в этом сезоне. Он не использовал приманку и собак, и никогда не охотился с ружьем, отчасти потому, что ему не нравился грохот выстрела. (Он написал, что служил Национальной гвардии командиром стрелкового взвода и оружие ему порядком осточертело). Ну и самое главное – по крайней мере для меня, – он охотился ради еды, а не трофеев.
Уокер любезно согласился поселить меня на выходные в свободной спальне и взять с собой на охоту, поэтому вскоре я вылетел в Хантсвилл. В аэропорту, внизу у эскалатора, ведущего к месту выдачи багажа, меня поджидал огромный суровый мужчина. Его гладко выбритая голова сияла в свете катодных ламп. Казалось, что каждое утро он прикладывает бритву к затылку и одним движением срезает все волосы на голове и лице. Вместо бровей у него были две мощные складки. Ярко-голубые глаза Уоке ра были сильно прищурены, поэтому было непонятно, улыбается он или хмурится. Мы пожали друг другу руки. Он взял одну из моих сумок, и я увидел у него на футболке слоган бренда охотничьей одежды Mossy Oak: «Это не страсть. Это одержимость».