— Нет. Моего отца убили такие же существа. С чего мне жалеть вонючих животных? Лижи, давай, ничтожество! Что, самому мне, что ли, кнут оттирать от твоей крови? В другой раз будешь расторопнее!
Юноша лет семнадцати мелко трясся от ужаса, покорно вылизывая плетёную кожу, которая изорвала его спину. На почти мальчишеских чертах нет никакого выражения. Что-то отсутствующее и опустошённое. Будто бы в сей оболочке и не осталось уже мыслей, погасших под давлением муки.
— Ты так долго возиться будешь. Пошли к роднику. Помоешь. Не забудь котелок прихватить — у хозяев чай уже закончился, а ты не спешишь новый заварить? Может, ещё добавить для расторопности? — григстанин с холодным весельем заглянул в дёрнувшееся лицо невольника. Человек бросился к огню, схватил стоящий рядом котелок и юркнул за своим повелителем.
Тални подавленно спросил:
— Почему мы не набросимся на них?
— Потому, что они могут прикрыться мальчишкой. Раньше или позже, они отпустят его к остальным. Тогда легче будет вызволить их всех живыми! — с досадой пробормотал ответ руководитель их вылазки. Судя по полному душевных метаний взгляду, Кама пытается решить: захотел ли бы он сам выжить после эдакого унижения. К определённому выводу прийти не смог. Однако всё-таки покорился старшему соратнику. Так они ждали, пока несчастный пленник не отправился к своим друзьям по несчастью. Еды или воды ему никто и не подумал предложить. А боязнь новой боли не позволила самому сделать даже глоток, когда оттирал орудие пытки своего новоиспечённого владельца в прохладных струях родника. Сил осталось неимоверно мало — не одолел дорогу. Споткнулся и упал в траву. Тяжело сел и вдруг разразился абсолютно противоестественным смехом. Тални заметно задрожал от увиденного.
* * *
Младший фермерский, шатаясь, подошёл к остальным пленным и глянул на затихшего в полубессознательном состоянии старшего спутника. Озвучивать горькие выводы по его состоянию не стал: шагавший вместе с ними крестьянин не слишком хорошо умеет оказывать первую помощь, а григстанам всё равно — выживет или нет покалеченный ими пленный. В отличие от рождённого на воле собрата, юноша совершенно не испытывает неловкости по поводу своей наготы — на фермах одежду выдавали редко, когда был риск простудиться. Здесь же всю ткань отобрали вместе с оружием. А вот от боли тело бьёт озноб, поэтому его сотрясает мелкая дрожь, которую никак не унять. Сел рядом с селянином, стеклянным взглядом пялясь в пространство перед собой. Помолчал, а потом внезапно заговорил, не меняя отсутствующего выражения (вынужденный собеседник аж встрепенулся от неожиданности).