— Хотел оставить его в живых?
— Он здесь единственный проявил сострадание. Единственный, кто не находил смысла садизму. Мне жаль. Действительно жаль, — отозвался герцог. Бой закончился. Гаур уже успел даже убрать клинки.
Тални повалил обезумевшего от ужаса раба. В его руках фермерский беспомощно залепетал:
— Не надо! Я… Я не буду больше, хозяин! Я не буду! Только не на правой руке! Если обе будут болеть, то я не смогу работать, как надо! Не секите! Не надо! Я буду послушным!
— Ты… Чего? Это же я! Я! Я — человек! Ты же убил своего хозяина! — поражённо напомнил Кама.
— Убил? Убил хозяина? Это невозможно… Я теперь понимаю это! Это невозможно… Они едят нашу боль, пьют наше страдание, саму жизнь… Они не могут умирать так просто! Они… Они — чудовища! Они настолько сильнее нас! — усмехнувшись, обречённо признал несчастный. И в его облике не осталось и тени разума. Тихо всхлипнул, заглянул снова на сидящего рядом с ним и снова заканючил: — Я буду хорошим! Не надо бить! Я буду хорошим!
Тални в исступлении прижал к себе трясущегося от отчаяния паренька, сломавшегося под грузом пережитого. Стал гладить короткие торчащие мягкие волосы, пытаясь безрезультатно успокоить. Потом взял за руку, как маленького, и повёл обратно. Уже заметил, что невольника трясёт от жара и боли. Спина похожа на одну большую рану. Те шесть ударов, которые ему пришлось пережить, покрыли всю кожу теперь застывающей бурой коркой. Как он не теряет сознание до сих пор — загадка. Впрочем… осталось ли в нём вообще что-то от сознания?
* * *
Джаушу всё пытался собрать букет, но выходило что-то колючее и бесформенное. Кажется, нужные растения почему-то мозг упрямо отказывается для него опознавать. Паренёк тихо всхлипывал от безысходности, выкидывая очередную охапку травы, когда Шанари протянул ему цветы. Болезненно обрадовавшись им, вновь обретший свободу раб лихорадочно прижал к груди своё новое сокровище. Даже сейчас, едва соображая происходящее, всё ещё цепляется за желание угодить той необходимой ему далёкой Йирэ, которая, скорее всего, была бы рада и просто узнать о том, что любимый выжил, хоть и такой ценой.
— Я плохой, господин Осилзский… Я помог лишить зрения того пленного… Чтобы он не выдал… Я думал: они его быстро убьют после этого, а они его секли и секли… Вы меня как накажите? — невпопад спросил у герцога безумец с робким, но настойчивым интересом. Ланакэн бережно потрепал паренька по грязным волосам и тихонько успокоил:
— Не накажу. Всё закончилось. Всё будет хорошо. Ага?
— Нет… Я оказался таким слабым… Я так унижался перед ними от боли! Я не хочу это помнить, а забыть не смогу уже! — громко прошептал Джаушу, чуть наклонив голову набок и стиснул растения, ломая хрупкие бутоны. Из горла вырвался тоскливый стон. Таис вздохнул и снова стал срывать для него букет, а Тални не вынес и ускорил шаг, стараясь уйти как можно дальше вперёд и не видеть снова слёз бедолаги. Шоу чуть слышно спросил: