Он представляет их: мастер Рейф Сэдлер, мастер Ричард Кромвель, мастер Грегори Кромвель. Заметив ревнивый блеск в глазах сына, поясняет:
– Это мой племянник, а это мой сын.
– Заходите один, он ждет, – говорит Норрис и бросает через плечо: – Король боится подхватить простуду. Не захватите коричневый шлафрок, тот, на соболином меху?
Брертон что-то бурчит в ответ. Незавидная работенка – трясти соболями, когда мог бы в Честере будить местное население боем барабанов с крепостной стены.
Просторная спальня с высокой резной кроватью. При свечах занавески кажутся чернильно-черными. Кровать пуста. Король сидит на обитом бархатом табурете. Кажется, Генрих один, но в спальне висит теплый и суховатый коричный аромат; первая его мысль, что в темноте прячется кардинал и держит апельсин, начиненный пряностями, – Вулси всегда носил такой при себе, бывая на людях. Мертвые, без сомнения, стремились бы заглушить запах живых, но в темноте королевской опочивальни маячит не внушительная фигура кардинала, а бледный овал, лицо Томаса Кранмера.
Не успевает он переступить порог, как Генрих поворачивается к нему и говорит:
– Кромвель, во сне ко мне приходил мой умерший брат.
Он не отвечает, да и что тут ответишь? Смотрит на короля, не испытывая ни малейшего желания рассмеяться.
– Между Рождеством и Крещением Господь позволяет умершим разгуливать среди живых. Это всем известно.
– Как он выглядел, ваш брат? – мягко спрашивает он.
– Таким, каким я его запомнил… только бледный, очень худой. Вокруг него светился бледный огонь. Но сейчас Артуру было бы сорок пять. Как и вам, мастер Кромвель?
– Примерно.
– Я умею угадывать возраст. Каким бы стал Артур, если бы не умер? Наверное, похожим на отца. Я больше похож на деда.
Сейчас король спросит: а на кого похожи вы? Но нет, Генрих помнит, что у него нет предков.
– Он умер в Ладлоу, зимой. Дороги занесло, пришлось волочить гроб на телеге, запряженной волами. Правитель Англии на телеге, где это видано!
Входит Брертон со шлафроком красновато-коричневого бархата на соболином меху. Генрих встает, сбрасывает одно бархатное одеяние, принимает другое, плотное и мягкое. Соболья подкладка льнет к руке, словно король превратился в покрытое шерстью чудище…
– Его похоронили в Вустере. Но меня вот что тревожит – я не видел его мертвым.
Доктор Кранмер, из тени:
– Мертвые не жалуются из могил. Это придумали живые.
Король запахивает шлафрок.
– Я не видел его лица с тех пор, как он умер. Только сейчас, во сне, и тело в бледном сиянии.
– Это не было телом, – говорит Кранмер, – это был образ, родившийся в голове вашего величества. Такие образы