– У него есть кому это поручить. Я не называю этого человека архиепископом.
– Климент подписал буллы.
– Папу ввели в заблуждение. Доктор Кранмер – еретик.
– Вы и короля считаете еретиком?
– Нет. Всего лишь схизматиком.
– Если созовут собор, король подчинится его решению.
– Будет поздно, если к тому времени его отлучат от церкви.
– Мы все – полагаю, и вы, мадам, – верим, что до этого не дойдет.
– Nulla salus extra ecclesiam. Вне церкви нет спасения. Даже короли не избегнут высшего суда. Генрих знает это и страшится.
– Мадам, уступите ему. Возможно, завтра все изменится. Стоит ли окончательно разрывать отношения с королем?
– Говорят, дочь Томаса Болейна ждет ребенка.
– Это так, однако…
Ей ли не знать, что беременности заканчиваются по-разному. Екатерина угадывает, отчего он запнулся, размышляет над его словами, кивает:
– Я могу представить обстоятельства, в которых он ко мне вернется. Я имела возможность изучить ее характер: в ней нет ни терпения, ни доброты.
Не важно; главное, что нужно Анне, – везение.
– Думайте о дочери. На случай, если у них не будет детей. Умиротворите его, мадам. Возможно, он признает ее наследницей. Если вы отступитесь, король дарует вам любые почести.
– Почести! – Екатерина встает; вышивка соскальзывает с колен, молитвенник шлепается на пол с глухим кожаным стуком, а серебряный наперсток катится в угол. – Прежде чем вы изложите свои нелепые предложения, мастер Кромвель, позвольте мне предложить вам главу из моей истории. После смерти милорда Артура я пять лет бедствовала. Не могла заплатить слугам. Мы покупали самую дешевую, несвежую еду, черствый хлеб, вчерашнюю рыбу – любой завалящий торговец мог похвастать лучшим столом, чем дочь Испании. Покойный король Генрих не позволял мне вернуться к отцу, говорил, что тот ему должен, – он торговался за меня, как те женщины, что продавали нам тухлые яйца. Я доверилась Божьей милости, я не отчаялась, но я познала всю бездну унижения.
– Так зачем вы хотите вновь его испытать?
Лицом к лицу. Пожирают друг друга глазами.
– Если только, – говорит он, – король ограничится унижением.
– Говорите яснее.
– Если вас обвинят в измене, то будут судить – как любую из его подданных. Ваш племянник грозит нам вторжением.
– Этому не бывать.
– И я о том толкую. – Его голос теплеет. – Император занят турками и, уж простите, мадам, не настолько привязан к своей тетке, чтобы собрать еще одну армию. Однако мне говорят: откуда вам знать, Кромвель? Надо укреплять гавани, собирать войска, готовить страну к войне. Шапюи, как вам известно, без устали уговаривает Карла объявить нам блокаду, задерживать наши товары и суда. В каждой депеше императорский посол призывает к войне.