– Думаете, нам нечего бояться?
– Напротив. Меня предупредили о возможном аресте.
– Не ждите от двора соблюдения формальностей. С вас хватит и кинжала в подворотне. Впрочем, то же можно сказать и обо мне. Я собираюсь переехать в округ Кордельеров. Туда, где на мой крик придет подмога. Почему вы не переезжаете? – Марат осклабился, демонстрируя гнилые зубы. – Будем соседями. Это очень удобно. – Он склонился над бумагами, тыча в них указательным пальцем. – То, о чем вы пишете дальше, я полностью одобряю. В иные времена потребовались бы годы гражданской войны, чтобы расправиться с такими врагами, как Фулон. И на войне погибли бы тысячи. Поэтому убийства оправданны и даже гуманны. Пусть вас осудят за подобные мысли, но не бойтесь предать их гласности. – Доктор задумчиво потер переносицу плоского носа, его жест и тон были самыми будничными. – Камиль, вы же понимаете нашу задачу – сносить головы. Чем дольше мы медлим, тем больше голов придется снести. Напишите об этом. Пришло время убивать, время отрезать головы.
Первый, неуверенный скрип смычка по струнам. Раз, два: пальцы д’Антона барабанили по эфесу сабли. Соседи топали и кричали под окнами, потрясая планами рассадки. Оркестр Королевской музыкальной академии вступил в полную мощь. Нанять музыкантов было его удачной идеей – хотелось придать торжественности предстоящему событию. Разумеется, присутствовал и военный оркестр. Как председатель округа и капитан Национальной гвардии (так именовало себя теперь ополчение), он отвечал за все мероприятия этого дня.
– Ты прекрасна, – сказал он жене, не взглянув на нее, потея внутри новой формы: белых кюлотов, черных сапог с отворотами, синего кителя с белой отделкой, слишком тесного красного воротника. Снаружи от солнца плавилась краска.
– Я пригласил Робеспьера, друга Камиля, – продолжал д’Антон, – но он не захотел пропускать заседание Национального собрания. Подумать только, какая сознательность.
– Бедняжка, – сказала Анжелика. – Не представляю, из какой он семьи. Я спросила его: дорогой мой, вы не скучаете по дому, по родным? Он ответил с самым важным видом: да, мадам Шарпантье, я скучаю по собаке.
– А мне он понравился, – заметил Шарпантье. – Удивляюсь, как его угораздило связаться с Камилем. Итак, – он потер руки, – что нас ждет?
– Через пятнадцать минут прибудет Лафайет. Мы отправляемся на мессу, священник благословляет наш новый батальонный флаг, мы выходим, поднимаем флаг, маршируем обратно, а Лафайет стоит и изображает главнокомандующего. Полагаю, он ждет, что его будут приветствовать. Даже в таком скептически настроенном округе хватит олухов, чтобы создать приличный шум.