– И что вы предлагаете?
– О, мне хотелось бы… – Лафайет закрыл глаза. – Я послал бы за реку трех-четырех дюжих молодцов, велев им оставить от господина прокурора алое пятно на стене.
– Мой дорогой маркиз!
– Вы же знаете, я этого не одобряю, – с горечью промолвил Лафайет. – Однако порой мне хочется отбросить благородные манеры. И я спрашиваю себя, так ли хороши цивилизованные методы в обращении с такими людьми?
– Вы образец благородства, – твердо сказал мэр. – Это знают все. – Вся вселенная, сказал бы он, если бы не был астрономом.
– Почему с кордельерами столько хлопот? – спросил Лафайет. – Этот Дантон, этот недоносок Марат, а теперь еще этот… – Он показал на памфлет. – Кстати, в Версале он живет у Мирабо, и это кое-что говорит нам о самом Мирабо.
– Я это запомню, – мягко сказал мэр. – Кстати, с литературной точки зрения памфлет превосходен.
– Не говорите мне о литературе, – сказал Лафайет, думая о трупе Бертье и кишках, выпавших из распоротого живота. Он постучал пальцем по памфлету. – Вы знаете этого Камиля Демулена? Вы хоть раз его видели? Выпускник адвокатской школы. Никогда не держал в руках ничего опаснее перочинного ножа. – Он изумленно потряс головой. – Откуда они берутся, эти люди? Они же девственники. Они никогда не нюхали пороха. Никогда не охотились. Не убивали зверей, не говоря о людях. Но они жаждут крови.
– До тех пор, пока их не заставляют убивать собственными руками, – сказал мэр. Он не забыл разрезанное сердце на своем столе, дрожащий шмат мяса.
В Гизе.
– Как мне теперь ходить по улицам с поднятой головой? – риторически вопрошал Жан-Николя. – А хуже всего, что он убежден, будто я должен им гордиться. Пишет, что его имя у всех на устах и каждый вечер он обедает с аристократами.
– Хорошо хоть обедает, – заметила мадам Демулен, удивившись своим словам. Ей было несвойственно в открытую проявлять материнские чувства. Камиль никогда не отличался хорошим аппетитом.
– Я не знаю, как мне смотреть в глаза Годарам. Все уже знают. Хотя бы Роз-Флер не придется жалеть, что она ему отказала.
– Как мало ты смыслишь в женщинах! – сказала его жена.
Роз-Флер Годар держала памфлет на столике для шитья и цитировала по поводу и без, чтобы позлить своего нового жениха мсье Таррье де Тайлана.
Дантон прочел памфлет и протянул Габриэль.
– Прочти, – сказал он. – Скоро этот памфлет будет у всех на устах.
Габриэль осилила половину. Рассуждала она так: ей и без того приходится в некотором роде делить кров с Камилем, и лучше не задумываться о его взглядах. Она стала спокойней: жила день за днем, словно слепая в новом доме. Никогда не спрашивала Жоржа, что происходит на собраниях кордельеров. Когда за столом появлялось новое лицо, просто ставила тарелку и старалась поддержать разговор. Габриэль снова была беременна. Никто не требовал от нее многого. Никто не требовал, чтобы она забивала голову текущим положением нации.