Знаменитый литератор Мерсье ввел Камиля в салоны Парижа и Версаля.
– Пройдет двадцать лет, – предрекал Мерсье, – и он прославится как писатель.
Двадцать лет? Камиль не собирался ждать и двадцати минут.
Каждую минуту его настроение на этих собраниях менялось: от воодушевления до чувства, что он занимает не свое место. Хозяйки салонов, которые приложили столько усилий, чтобы его заполучить, зачастую делали вид, будто видят его впервые. Предполагалось, что сведения о нем должны медленно просачиваться среди гостей, чтобы тот, кто захочет уйти, мог сделать это, не устраивая сцен. И все-таки он был им нужен, хозяйки салонов ценили трепет и эпатаж. Гулять так с сердцем…
Головные боли вернулись, – вероятно, он слишком часто мотал головой, откидывая волосы со лба. Объединяло все эти собрания то, что самому Камилю обычно не давали раскрыть рта. Говорили другие. Говорили о нем.
Вечер пятницы, дом графини де Богарне: молодые поэты, которые без устали льстят хозяйке, представительные богатые креолы. Просторные комнаты сияли: серебро и бледно-синий. Фанни де Богарне жестом собственницы взяла его под руку – до сих пор никто не желал предъявлять на него права.
– Его зовут Артур Дийон, – прошептала она. – Вы не знакомы? Сын одиннадцатого виконта Дийона, депутат Национального собрания от Мартиники.
Касание, шепот, шелест шелков:
– Генерал Дийон, у меня для вас кое-что занятное.
Дийон обернулся. Сорокалетний обладатель на редкость утонченной и благородной внешности, он был почти карикатурой на аристократа: тонкий нос с горбинкой, узкие алые губы.
– Фонарный прокурор, – шепнула Фанни. – Только никому не говорите. Не всё сразу.
Дийон окинул его взглядом:
– Дьявол, никогда бы не подумал, что вы такой.
В облачке духов Фанни скользнула в сторону. Генерал не мог оторвать взгляда от Камиля.
– Времена меняются, и мы вместе с ними, – произнес он на латыни и положил руку на плечо Камилю, беря его под свое покровительство. – Идемте, представлю вас жене.
Лаура Дийон возлежала на кушетке. Белое муслиновое платье, шитое серебром, на голове серебристый тюрбан из тончайшего газа. Она предавалась любимому занятию – грызла огарок восковой свечи, который повсюду таскала с собой.
– Дорогая моя, – сказал Дийон, – это Фонарный прокурор.
Лаура слегка раздраженно шевельнулась:
– Кто?
– Тот самый, кто стал зачинщиком волнений перед падением Бастилии. Тот, благодаря кому режут головы и вздергивают на виселицу.
– А. – Лаура подняла глаза. Сверкнули кольца серебряных серег. Прекрасные глаза скользнули по Камилю. – Хорошенький, – сказала она.