18 августа 1789 года
Амфитеатр Астли у Вестминстерского моста
(после выступления канатоходца сеньора Спинакуты),
новейшее и потрясающее представление
«Французская революция»
с воскресенья, 12 июля, – до среды, 15 июля (включительно),
именуемое
«Восстание в Париже»,
одно из грандиознейших
и удивительнейших зрелищ,
основанное на реальных событиях
Ложи – 3 шиллинга
Партер – 2 шиллинга
Балкон – 1 шиллинг
Балкон (боковой) – 6 пенсов
Двери будут открыты с пяти тридцати,
начало ровно в шесть тридцать
Новый памфлет Камиля вышел в сентябре. Он назывался: «Речь Фонаря к парижанам», эпиграф был взят из евангелиста Матфея: «Qui male agit odit Lucem»[15]. В вольном авторском переводе: «Негодяи ненавидят Фонарь». Железная виселица на Гревской площади заявляла, что готова принять новый груз. Намекала на известные имена. Имени автора не было, памфлет был подписан: «Прокурор Фонаря».
Антуанетте в Версале хватило первых двух страниц.
– В былые времена, – сказала она Людовику, – автор этого надолго угодил бы за решетку.
Король поднял глаза от учебника по географии.
– Думаю, нужно посоветоваться с Лафайетом.
– Вы в своем уме? – холодно спросила его жена. В чрезвычайных обстоятельствах супруги вернулись к привычной манере общения. – Маркиз – наш заклятый враг. Это он платит негодяям, которые нас порочат.
– Это дело рук герцога, – тихо промолвил король, которому было трудно даже произносить имя Филиппа. «Наш красный кузен», называла его королева. – Кто из них опаснее?
Они задумались. Королева полагала, что Лафайет.
Лафайет прочел памфлет, бормоча себе под нос. Передал памфлет мэру Байи.
– Это слишком опасно, – сказал мэр.
– Согласен.
– Я имею в виду, арестовать его слишком опасно. Кордельеры, вы понимаете. Он переезжает в их округ.
– При всем моем уважении, мсье Байи, это крамольное сочинение.
– Я только хочу напомнить вам, генерал, что в прошлом месяце положение было критическим. Маркиз Сент-Юрюж прислал мне открытое письмо, в котором призывал выступить против королевского вето, или со мной расправятся без суда. Когда его арестовали, кордельеры подняли такой шум, что я счел за лучшее его отпустить. Мне самому все это не по душе, но деваться некуда. Весь округ настроен воинственно. Вы знаете некоего Дантона, председателя кордельеров?
– Знаю, – сказал Лафайет. – Еще бы не знать.
Байи покачал головой.
– Мы должны вести себя осмотрительнее. Мы не справимся с новыми мятежами. Ни в коем случае нельзя создавать мучеников.
– Вынужден признать, – сказал Лафайет, – в ваших словах есть смысл. Если тех, кому угрожает Демулен, завтра утром вздернут на виселице, это не будет избиением младенцев. Посему мы бездействуем. Но скоро нам придется что-то решать, иначе нас обвинят в потакании толпе.