Репетиции тебе ни к чему, пробормотала Люсиль про себя. Ты прекрасно обходишься без них.
После ухода Каро Люсиль откинулась на спинку кресла, глубоко вдохнула и постаралась успокоиться. Вошла экономка Жанетта, взглянула на нее и сказала:
– Попробуйте омлет.
– Оставьте меня, – сказала Люсиль. – С чего вы решили, будто еда помогает от всех бед.
– Я могу сбегать за вашей матерью.
– Думаю, в моем возрасте я сама могу справиться.
Однако она согласилась выпить воды со льдом. От холодной воды ладони стали ледяными, а саму Люсиль словно выморозило изнутри. Камиль вернулся в начале пятого и принялся бегать по комнате в поисках пера и чернил.
– Мне нужно на собрание якобинцев, – сказал он.
Значит, в шесть вечера. Она стояла над ним, наблюдая, как он марает страницу своим неряшливым почерком.
– Нет времени править. – Камиль стремительно покрывал страницу каракулями. – Что-то не так, Лолотта?
Она села и слабо рассмеялась: все так.
– Ты ужасный лжец.
Он вычеркнул фразу.
– Я хочу сказать, ты очень плохой человек.
– По мнению Каролины Реми.
– О. – (На его лице промелькнуло легкое презрение.) – Я хочу задать тебе вопрос. Непростой вопрос.
– Попробуй. – Он не поднимал глаз от бумаги.
– Ты был ее любовником?
Не поднимая глаз от бумаги, он нахмурился.
– Нет, так не пойдет. – Вздохнув, он дописал что-то на полях. – Мало ли чьим любовником я был.
– Я хочу знать.
– Зачем?
– Зачем?
– Зачем тебе это знать?
– Сама не понимаю.
Он разорвал листок и немедленно принялся за другой.
– Не самый разумный диалог. – Минуту он писал. – Она сказала, что был?
– Не так многословно.
– Тогда с чего ты решила, что это так? – В поисках синонима Камиль поднял глаза в потолок, тряхнув гривой, и алый зимний свет коснулся его волос.
– Она намекнула.
– Может быть, ты неправильно ее поняла.
– А ты не мог бы просто сказать «нет»?
– Весьма вероятно, что когда-то я провел с ней ночь, но успел об этом забыть. – Он нашел нужное слово и потянулся за следующим листком.
– Как это? Такое нельзя забыть.
– Почему нельзя? Не все, подобно тебе, считают эту сферу жизни венцом человеческой деятельности.
– Разве это не проявление высшего пренебрежения.
– Согласен. Ты не видела последнюю газету Бриссо?
– Она под листком, на котором ты пишешь.
– Ах да.
– Ты правда ничего не помнишь?
– Любой тебе скажет, что я очень рассеян. Это могла быть не целая ночь, а вечер или несколько минут, если такое вообще было. Или было, но не с ней. В тот момент я мог думать о другом.
Она рассмеялась.
– Думаю, веселиться тут не над чем, – должно быть, ты потрясена?
– Она назвала тебя привлекательным мужчиной.