– Надеюсь, что так.
– Мадам встретила кого-нибудь из якобинцев? – спросил Бриссо. – Кого-нибудь из наших друзей?
– Мадам встретила маркиза де Кондорсе – о, прошу прощения, мне не следовало называть его маркизом, – и депутата Бюзо, а еще того коротышку у якобинцев, мадам, которого вы так невзлюбили.
Как грубо, подумал Бриссо, я и сам коротышка, но лучше быть коротышкой, чем, как ты, потихоньку раздаваться вширь.
– Того самовлюбленного и острого на язык хлыща, который лорнировал публику?
– Да. Это Фабр д’Эглантин, большой друг Дантона.
– Какая странная парочка. – Она обернулась. – А вот наконец и мой муж.
Она представила их. Петион и Бриссо разглядывали мсье Ролана с плохо скрываемым изумлением: его лысину, вытянутое лицо с желтой старческой кожей, костлявую долговязую фигуру. Он годится ей в отцы, подумали оба, переглянувшись.
– Что ж, дорогая моя, – сказал Ролан, – надеюсь, ты весело провела время?
– Как ты просил, я составила краткие выдержки. Все цифры проверила, сделала несколько набросков для твоего выступления в Национальном собрании. Тему выберешь сам, а я доведу текст до ума. Все как мы наметили.
– Мой маленький секретарь. – Он поцеловал запястье жены. – Господа, вы понимаете, как мне повезло? Без нее я как без рук.
– Кстати, мадам, – сказал Бриссо, – не хотите ли открыть небольшой салон? Нет, не краснейте, у вас получится! Когда мы беремся обсуждать животрепещущие вопросы современной политики, неплохо, если бы нас направляла мягкая женская рука. – (Что за надутый кретин, подумал Петион.) – А чтобы оживить беседу, пригласите кого-нибудь из артистического мира.
– Нет. – (Бриссо удивился твердости ее тона.) – Никаких художников, поэтов, актеров – во всяком случае, ради них самих. Мы должны заявить о серьезности наших намерений. Если среди артистической публики окажутся патриоты – милости просим.
– Ваше проникновение в самую суть поистине восхищает, – сказал Петион. (Ты сам не прочь проникнуть в ее суть, подумал Бриссо.) – Пригласите депутата Бюзо, ведь он вам понравился?
– Он показался мне молодым человеком редкой прямоты, одним из самых искренних патриотов, носителем истинного морального духа.
(А какое красивое печальное лицо, подумал Петион, вот и секрет его привлекательности. Храни Господь бедную простушку мадам Бюзо, если эта решительная штучка захочет запустить коготки в Франсуа-Леонара.)
– Могу я пригласить Луве?
– Насчет него я не уверена. Разве это не он написал ту непристойную книжку?
Петион взглянул на нее с сочувствием.
– Можете смеяться над моей провинциальностью, – сказала она, – но у меня есть свои правила.