Анжелика оперлась на его руку. Это не та жизнь, о которой я мечтала, думала она. Не та жизнь, о которой я мечтала для Габриэль.
Пока они шли к дому, она стянула льняную косынку, которой прикрывала от солнца шею, пригладила волосы. Сколько человек мы ждем на обед? Людей нужно накормить. Казалось, город отсюда в тысячах миль. В это время дня смолкли даже птицы, и тяжелый неподвижный аромат висел над садами.
Навстречу с искаженным тревогой лицом спешил ее муж Франсуа. Несмотря на жару, он был, как всегда, собран и опрятен. Без сюртука, но при галстуке, в аккуратном каштановом парике, не хватало только перекинутой через руку салфетки.
– Камиль?
На миг Камилю показалось, что пяти лет как не бывало. Ах, если бы снова оказаться в прохладном и гулком кафе «Эколь»: крепкий кофе, стройная Анжелика, мэтр Вино, рассуждающий о жизненном плане.
– Черт, – пробормотал он, – знать бы, куда мы движемся.
Весь вечер они подтягивались один за другим. У Камиля было преимущество: когда явился Дантон, он уже сидел на террасе, читал Новый Завет и попивал лимонад.
Фабр принес весть, что Франсуа Робера видели живым. Лежандр рассказывал о снующих по округу кордельеров патрулях, разбитых печатных станках, тушах, унесенных из его лавки стервятниками, налетевшими вслед за патрулями.
– Бывают дни, – рассуждал мясник, – когда моя любовь к суверенному народу меркнет.
Он видел, как молодого журналиста Прюдома, избитого национальными гвардейцами, унесли, и выглядел он при этом неважно.
– Я хотел было пойти за ними, но вы велели нам не рисковать, верно?
Он по-собачьи заглянул в глаза Дантону, ожидая одобрения.
Дантон сухо кивнул.
– Чего они хотели от Прюдома?
– В спешке они думали, что схватили Камиля, – сказал Фабр.
– Камиля я бы не бросил, – заметил Лежандр.
Камиль поднял глаза от Евангелия от Матфея.
– Черта с два.
Бледная испуганная Габриэль прибыла с багажом, достаточным, чтобы выдержать осаду.
– Ступай на кухню, – велела дочери Анжелика, выхватывая поклажу у нее из рук. – Займись овощами. Даю тебе пять минут, чтобы умыться, и за дело.
Жалеть – только хуже будет, пробормотала она про себя, надо занять ее делом, отвлекать разговорами.
Но Габриэль была не в состоянии даже лущить фасоль. Она присела за кухонный стол, держа Антуана на коленях, и залилась слезами.
– Послушай, он жив, – сказала ее мать. – Жив и строит планы. Худшее позади.
Слезы продолжали катиться из глаз Габриэль.
– Ты снова ждешь ребенка, да? – спросила Анжелика.
Она прижала к себе дочь, которая всхлипывала и икала, она гладила ее по волосам и горячечным, словно в лихорадке, щекам. Как не вовремя, думала она. Малыш Антуан заплакал. С террасы доносился мужской смех.