– Из регуларес, Монсерратского батальона и взвода легионеров осталось в общей сложности человек тридцать, – наконец отвечает он.
– А насчет подмоги ничего не слышно?
– Пока ничего. Послал связного в штаб, но он еще не вернулся.
– Мы сделали что могли, – подводит итог сержант.
– Верно.
– Как ваша голова, господин майор?
– Получше, чем твоя нога. Рана у тебя… кхм… ладно. Ты, наверно, и сам знаешь.
– Конечно знаю.
Майор смотрит на флягу, лежащую возле пустого ящика с гранатами. Проводит языком по растрескавшимся, пересохшим губам.
– У вас есть еще?
– Есть немного, ему надо спасибо сказать, – сержант кивает на мавра. – Так что пейте – промочите горло.
– На здоровье! – оживляется мавр.
Майор раздумчиво почесывает бровь. И, решившись, качает головой:
– Нет. Может быть, попозже.
– Иншалла, – ставит точку Селиман.
Горгель, опираясь на винтовку, сидит на корточках, слушает. Хочется есть, пить, спать, но все чувства перекрывает нарастающее негодование. Эти люди – будто с другой планеты. Разговаривают так, словно не понимают, в каком положении оказались, в какую ловушку угодили. А может, дело еще хуже: всё понимают, но считают, что это в порядке вещей. Страусы, прячущие голову в песок. Строят из себя героев, придурки, а ведь это жизнь, а не кино.
– Если не сдадимся, – набравшись храбрости, подает он голос, – красные вконец остервенятся. Мы ведь много их положили.
На него смотрят внимательно: мавр – удивленно, сержант – возмущенно, майор – угрюмо.
– Что ты сказал? – переспрашивает он, как будто не верит собственным ушам.
Горгель не отвечает. Он онемел от собственной опрометчивости, пресеклось дыхание.
– Как тебя зовут, солдат?
Горгель сглатывает слюну, произносит наконец свое имя и тотчас жалеет, что не назвался каким-нибудь другим – Хосе Гарсией или еще как-нибудь. Пусть бы искали.
Индурайн не спускает с него пристальных глаз:
– Сколько у тебя патронов осталось?
– Две обоймы.
– Но и штык имеется, не так ли?
– Так.
– Значит, знаешь, что надо делать.
– Не беспокойтесь, господин майор, – говорит сержант, прожигая Горгеля взглядом. – Если не знает, я ему этот штык в очко засуну.
– Аллах велик, – смеется, показывая все зубы, мавр. – Он все знает, на нас смотрит.
Внизу, со стороны республиканцев, слышатся голоса и свистки. И несколько выстрелов – пока разрозненных.
– Опять полезли.
Индурайн говорит это очень спокойно, как бы покорно принимая все, что ни пошлет судьба. Он достает из пистолета обойму, придирчиво оглядывает ее и ставит на место. Горгелю, внимательно следящему за ним, кажется, что командир батальона испытывает облегчение, словно новая атака красных освобождает его от бремени ответственности, и в глубине души мечтает, чтобы враг добрался до гребня высоты и все наконец кончилось.