К высоте приближались скрытно: примкнутые штыки вымазали грязью, чтоб не демаскировали своим блеском, держаться старались в тени деревьев и за кустами. Еще затемно две роты фалангистов пересекли шоссе и миновали сосновую рощу: двигались бесшумно, затаивая дыхание, стараясь ступать сперва на пятку, а уж потом на всю ступню, следя за тем, чтобы на пригорках и холмиках их силуэты не выделялись на фоне звездного неба. Но чем ближе было к вершине, тем больше спешили и тем меньше заботились о скрытности. И уже через мгновение, когда были уже почти на гребне, оттуда раздался чей-то предупреждающий крик, замерцали гирлянды винтовочных выстрелов и сверху засвистели пули. Тогда сто девяносто шесть теней, отбросив предосторожности, бросились в атаку.
Сатуриано Бескос, как и все, сражается в темноте, руководствуясь наитием и краткими вспышками разрывов и выстрелов. Трассирующие пули пролетают очень низко, высекают искры из камней, срезают верхушки кустов. До противника – метра три-четыре, но кое-где свои уже перемешались с чужими. На гребне высоты траншей нет: противник прячется за каменными брустверами, в скалах, в выемках валунов, между которыми люди почти ощупью преследуют друг друга в темноте, стреляют, падают. Кричат от боли раненые, кричат в отчаянии или подбадривая себя бойцы. В обе стороны летят гранаты, звенят о скалы рассыпающиеся во все стороны осколки, и вспышки на миг высвечивают фигуры людей – они стреляют, вонзают штыки, бьют прикладами или просто кулаками.
Бескос не знает, кто берет верх, не знает, где Маньас, Тресако и остальные парни из его отделения. Живы ли? Он не думает о них – он вообще ни о чем не думает. Подходя к подножию склона, он прочел «Отче наш», и это было последнее осознанное действие, а дальнейшее потонуло в безумии. Разума теперь остается лишь на то, чтобы уворачиваться от ударов и слышать, как с жужжанием проносятся мимо пули. Он мечется среди скал, спотыкаясь о кусты, тычет штыком перед собой и у самого лица слышит вскрики.
Голоса, вопли, выстрелы в его сторону. Свои или чужие – но стреляют в него. Чтобы не перебить своих, фалангисты, когда могут, кричат: «Испания, воспрянь!» – но могут не всегда. Стреляющие не кричат ничего, и потому Бескос отцепляет последнюю гранату, срывает кольцо, швыряет ее перед собой и прячется за валун за две секунды до того, как вспышка вырывает из темноты фигуры людей, камни, кусты. Прижавшись к скале, Бескос еще мгновение стоит неподвижно, переводит дух, ловит ртом воздух, чтобы впустить его в легкие, саднящие от усталости, пыли и пороховой гари.