И вдруг все смолкает. На гребне высоты разом, почти мгновенно становится тихо. Слышны только стоны невидимых раненых и испуганные голоса: «Не стреляйте, ради бога! Мы сдаемся! Сдаемся! Испания, воспрянь!» Гремит случайный одиночный выстрел, и взрывается брошенная сверху последняя граната, озаряя беспорядочную толпу бегущих по склону. Взвивается в темноте охрипший, но узнаваемый голос лейтенанта Саральона:
– Прекратить! Не убивать никого! Постройте пленных и укрепите позицию.
Бескос – сердце еще колотится так, будто вот-вот выскочит, – осторожно высовывается из-за валуна, поводя из стороны в сторону винтовкой со штыком. Мало-помалу стихают гулкие удары крови, от которых ломило в висках и болела голова.
На востоке уже разливается слабое синеватое свечение зари – меркнут звезды на дальнем краю небосвода. И на этом фоне яснее вырисовываются очертания скал и фигуры людей – одни с винтовками, зловеще удлиненными жалами штыков, толкают других, которые с поднятыми руками идут вниз по склону.
Две тени, прежде скорчившиеся на земле, теперь поднимаются перед Бескосом:
– Не стреляй, мы сдаемся.
Тот на миг замирает в растерянности, переводя ствол с одного на другого, – патрон дослан, указательный палец соскользнул со скобы на спусковой крючок маузера. В чувство Бескоса приводит прозвучавший где-то рядом знакомый голос Себастьяна Маньаса.
– Клади оружие, снимай ранцы, – приказывает он. – Медленно! Руки вверх, ладони на затылок.
Республиканцы повинуются. На фоне зари четко выделяются две фигуры с поднятыми руками. Бескос, штыком плашмя оттолкнув одну из них в сторону, оборачивается к едва различимому Себастьяну.
– Ты цел-невредим, Себас?
– Ох, мать твою, Сату, до чего ж я рад слышать тебя… И ты жив-здоров?
Бескос, еще не до вполне выйдя из столбняка, ощупывает себя:
– Вроде бы да. А остальные наши?
– Откудова же мне знать… Сейчас подойдут.
Отовсюду, перемешиваясь со стонами раненых, слышатся голоса фалангистов, перекликающихся друг с другом. Заря стремительно набирает силу, в сероватом свете видны теперь вооруженные люди: одни внимательно вглядываются во все выемки и ложбинки, другие, устроившись за камнями, наводят винтовки на склон, по которому бежали красные. Пленных с поднятыми руками ведут на обратный скат высоты и там, обшарив, сбивают в кучу, сажают на землю. Их человек тридцать. Бескос и Маньас ведут своих – оба молоды и на вид крепки, но трясутся всем телом, как в лихорадке, – к месту сбора. Уже почти совсем рассвело – меж скал и кустов теперь видны тела фалангистов, убитых и раненных при штурме. Санитары с носилками бегут туда, где слышны стоны.