– Они оказались на передовой, и их тоже передвинули к Кастельетсу.
– Ты шутишь, что ли, майор?
– Какие уж тут шутки.
– Да кто ж это так распорядился?
– Понятия не имею. Знаю только, что фашисты подобрались так близко, что батарея оказалась под ударом.
– Да мать их так, это же наши минометы! – взрывается Серигот.
– Вот именно.
– По крайней мере у нас остались два «максима», – утешает себя Ортуньо. – Это кое-что.
Они сумрачно переглядываются. И лица, и рубахи взмокли от пота. Мухи уже так давно не дают им покоя, что надоело отгонять.
– И все же, – интересуется Серигот, – что мы будем тут делать?
– Боюсь, что ничего особенного, – пожимает плечами Гамбо. – Будем оттягивать на себя крупные силы франкистов, сковывать их, угрожать им с фланга, чтобы они трижды подумали, прежде чем начать наступление со стороны кладбища… А ночью нанесем им удар – стремительный и яростный, пойдем в рукопашную – пусть не расслабляются. – Он переводит взгляд на Ортуньо. – Ты этим займешься.
– Слушаюсь.
– Нам нужна постоянная артиллерийская подготовка, – напоминает Серигот. – И не только минометами, но и дальнобойной, с Вертисе-Кампа.
– Не думаю, что рекете попрут наверх, – успокаивает его Гамбо. – Вчера и сегодня им крепко досталось.
– А мавры? Завопят на своей тарабарщине – и полезут.
– Полезут – встретим. Наших ребят аллахом не напугаешь.
– Да, но фашистскому начальству плевать, сколько их перебьют. Погонят, как всегда, волна за волной. Пушечное мясо. Чтоб дошли сто, пятьсот положат. А чтобы не дошли, надо еще больше перебить.
– Спокойно, Феликс. Перебьем. У тебя пулеметы хорошо пристреляны?
– Лучше не бывает, – отвечает лейтенант. – Немного по диагонали, как подобает. И патронов навалом.
– Вот и славно. Дашь им взбучку.
Гамбо показывает на полевой телефон в открытом бакелитовом корпусе. Провод, защищенный землей и камнями, змеится между скал.
– Меня еще бесит, что эта штука стала барахлить.
– А что такое?
– Соединяет через раз. Кабель проходит возле кладбища – его могло повредить осколком. Я просил проверить.
– Без телефона придется связных слать… – замечает Гарсия. – Хреново будет.
Гамбо шлет ему едко-насмешливый взгляд:
– Ну, маршал Фош, теперь скажи мне что-нибудь такое, чего бы я не знал.
– А что сказал подполковник Ланда? – вмешивается Серигот.
– Чтобы укрепились как следует, а он поможет чем сможет.
– Так говорит Чуминовский, знаменитый большевистский тактик.
– Ладно. А по делу?
– Чтоб держались любой ценой.
– Я этого и боялся. И мне не нравится, как это звучит.
– Да и мне тоже, – добавляет Ортуньо.
– И мне. «Любой ценой» всегда значит «ценой жизни».