Пехотный лейтенант, сидящий перед палаткой, ограничивается тем, что равнодушно осведомляется:
– Перебежчики или пленные?
– Говорят, шли к нам.
Наскоро опросив республиканцев, лейтенант пишет расписку:
– Держи. И отведи их вон туда, назад, к сержанту Мартинесу.
И окончательно теряет к ним интерес. Горгель и мавр ведут республиканцев, уточняя у встречных маршрут, и наконец оказываются у окруженного рожковыми деревьями оврага, где под охраной нескольких солдат сидят человек сто – они разделены на две группы. Мартинесу – лет сорок, он курчавый, небритый, с грубыми руками и неприятным выражением лица.
– Если перебежчики – давай к этим, вон туда, – и он показывает на ту кучку, где людей поменьше: их единственная привилегия в том, что сидят они не на солнцепеке, а в тени.
– Мы же сторонники генерала Франко, – слабо возражает парень в синем комбинезоне. – Потому и пришли к вам.
Сержант щелкает языком, давая понять, что слышал это сто раз.
– Ну ясное дело, как же иначе? Тут других и нет… Но ничего, мы это дело разъясним. А пока ступай вон туда и сиди тихо. Пошел!
– Но послушайте… я ведь…
Сержант отвешивает ему оплеуху, отчетливо-звонкую, как выстрел.
– Пошел, куда сказано!
Горгель чувствует толчок в бок, оборачивается к мавру: тот глазами показывает, что пора уходить. Горгель и сам того же мнения, но еще до того, как повернуться спиной к овражку, он успевает бросить взгляд на другую группу пленных. Понурые, грязные, в разодранном обмундировании, иные босиком, они сидят или лежат на земле, приткнувшись друг к другу. Кое у кого головы покрыты носовыми платками – живое и жалостное воплощение отчаяния и разгрома. Горгель уже отводит было взгляд, но вдруг замечает, что какой-то человек средних лет, с костлявым лицом, заросшим многодневной щетиной, очень пристально смотрит на него. Это лицо смутно знакомо Горгелю, но он не может вспомнить, кто это. И он с беспокойством видит, как тот встает, окликает конвоира, о чем-то коротко говорит с ним, а солдат докладывает Мартинесу.
– Эй!
Горгель, уже успевший отойти на несколько шагов, оборачивается удивленно:
– Вы меня?
– Тебя, тебя. Погоди-ка минутку.
Сержант подходит ближе, подозрительно оглядывает его:
– Тут один божится, что знает тебя.
Горгель смотрит в сторону оврага:
– Не знаю… Вряд ли.
– Он сказал, что ты родом из Альбасете. И он тоже.
– Я этого дядьку прежде не видал никогда.
– Но ты из Альбасете?
– Да не… Ну, в общем-то, да.
– Так да или нет? Выбери уж что-нибудь одно.
– Да, я оттуда, – сдается Горгель.
– А еще он сказал, что до войны ты был такой… красноватенький.