– Кончайте с ними, – говорит он, и глаза его блестят, но не от декседрина. – Пленных не брать. Понятно? Никакой пощады!
Потом, охваченный странной растерянностью – или, может быть, чувством сиротства? – достает и кладет к себе в карман бумажник убитого, выпрямляется и вновь бросается в бой, оставив за спиной Владимира Сергеевича Корчагина, ветерана четырех войн, некогда юнкера Николаевского кавалерийского училища, поручика – на Великой войне, ротмистра Глуховского драгунского полка – на войне Гражданской, капрала Легиона – в Рифе и сержанта – здесь, в Испании, который сейчас умирает, скорчившись у стены, меж тем как с верхнего этажа трещат выстрелы и яростные крики тех, кто мстит за него.
– Испания, воспрянь! Никого в живых не оставлять!
Когда Пардейро проходит мимо выбитого окна, он щурится, чтобы не ослепнуть от ударившего в глаза света и не подвергать себя опасности, когда вновь окажется в полумраке. Дочерна загорелые, закопченные порохом легионеры обшаривают здание: вода и вино, выпитые на рассвете, перед атакой, выходят из них обильным по́том. Пол засыпан стреляными гильзами в засохшей крови.
– Не стойте! Вперед! Вперед! Пусть заплатят за все!
Обходят комнату за комнатой, и оттуда гремят выстрелы и разрывы гранат, которые легионеры на всякий случай бросают туда, прежде чем войти. То и дело доносятся голоса раненых республиканцев – они стонут или молят о пощаде, но лишь ненадолго отсрочивают свой смертный час. Приказ «пленных не брать» исполняется неукоснительно.
– Режь их! Режь! – горланят легионеры.
Сердце Пардейро бьется сильно и часто – так, что он замечает его удары в груди. Он убеждается, что и в самом деле истребление врага дарит дикарское наслаждение. Оно в том, что ты сводишь счеты, в том, что отплачиваешь за все выстраданное, за все потерянное – и за то, что еще потеряешь. В ненависти, не знающей ни меры, ни удержу и направленной на тех, кто сможет ее утолить. Сам Пардейро чувствует, как находит себе выход свирепая радость, когда, вбежав на кухню, откуда миг назад еще стреляли красные, которые теперь пытаются спастись бегством, он вскидывает пистолет и три раза подряд стреляет в них – и пуля валит последнего. И от попадания лейтенанта захлестывает волна ликования. Дикарское счастье. Легионеры бросаются следом за красными, и один, проходя мимо раненого, но еще живого, ворочающегося на полу, склоняется над ним и тесаком перерезает ему глотку. Вместе со своими людьми лейтенант вбегает в следующий дом, где все повторяется: один легионер, не веря своим глазам, смотрит на раздробленную разрывной пулей ногу, другой стоит на коленях и с криком держится за живот, вспоротый ударом штыка, двоих раненых республиканцев, пытающихся уползти, добивают как животных, а вокруг щекочет ноздри пряный запах пороха, рвутся гранаты, трещат выстрелы, звучат крики.