– Не давай пощады! – продолжает взывать лейтенант. – Бей их!
Жара невыносимая, у Пардейро кружится голова. Будь он в состоянии думать сейчас, его первая мысль была бы: счастье, что «крестная» не видит его – искаженное от напряжения, покрытое пороховой гарью и копотью лицо и взмокшую от собственного пота и чужой крови, крови друзей и врагов, одежду. Да, если бы мог, он припомнил бы, что сегодня 2 августа 1938 года, и минуту назад ему исполнилось двадцать лет.
Пато Монсон и Роза Гомес вернулись в Аринеру: над всем городком стелется дым, а из окрестных домов доносятся звуки ожесточенного боя.
Командного пункта больше нет: он превращен в блокпост с пробитыми в стенах и в ограде щелями бойниц. В патио догорают бумаги. Под навесом теперь почти не осталось раненых – большую часть уже эвакуировали на берег; тела недавно убитых сложены в воронку от авиабомбы, наспех присыпаны несколькими лопатами земли, не скрывающей очертания фигур, окровавленные бинты, обрывки обмундирования, окоченевшие конечности, размозженные черепа, лица, изуродованные пулями или осколками. Полный набор ужасов.
Сержант Экспосито с еще двумя связистками стоит посреди патио, рассовывая по вещевым мешкам казенное имущество – бесполезный, уже девять дней бездействующий приемопередатчик, коммутатор, полевые телефоны, разного рода запчасти, катушки с проводом. При виде Пато и Розы обычно суровое лицо светлеет, но тотчас вновь становится сосредоточенно-строгим.
– Вот радость-то нежданная, – говорит она.
Пато удивлена отсутствием Харпо:
– А где наш лейтенант?
– Ранили его.
– Тяжело?
– Средне. Пострадал во время авианалета. Сотрясение мозга и голову обломками зашибло. Товарищи унесли его на берег. А мы вот остатки собираем.
Пато снимает с плеча карабин и опирается на него:
– Остальные все целы?
– Да, насколько мне известно. По крайней мере, когда уходили, все были живы-здоровы. Как у вас все прошло?
Пато описывает все, что было, – как провели ночь на Рамбле, как не смогли добраться до высоты, как на рассвете начались атаки франкистов. И тот критический момент, когда они едва не дошли до позиций республиканцев и капитан Баскуньяна отправил связисток восвояси, не дожидаясь, пока положение станет совсем гибельным.
– Не знаю, держатся ли они еще, – завершает она свой рассказ.
– Держатся. – Экспосито показывает на единственный исправный полевой телефон, который стоит у каменной опоры крыльца. – Недавно связывались. Говорят, что фашисты дали им передышку.
– Не выстоять им, – безнадежно замечает Пато.
Сержант окидывает ее осуждающим взглядом: