Достав нож, подрывник отрезает от рукава лоскут, перевязывает большой палец, туго стянув ткань на ногте. Потом поворачивается к Рафаэлю:
– Ну-ка, завяжи.
Паренек делает, что ему сказано. Панисо кивает на окно:
– Когда попрут, бить по нам они будут из-за изгороди, прикрывая тех, кто побежит через патио… Понял?
– Понял.
– А ты сделай вот что: стань у того окна и стреляй по ним, не давай им носу высунуть. И сам постарайся не подставляться под пули. Пальнул – спрятался, еще раз пальнул – и снова спрятался. Никого особо не выцеливай, бей в гущу. Заставь их почувствовать опасность.
– А патио?
– Этим я сам займусь и те, кто внизу.
– Ладно.
– Вот еще что. Если они все же займут дом, ты тут не сиди – место скверное. Постарайся спуститься, прежде чем они перекроют лестницу. Короче говоря, когда услышишь от меня «Беги!» или ничего не услышишь, а увидишь, что я бегу, – беги и ты… Договорились?
– Да.
– Ты молодчина. Тогда… с танком показал, что не трус. Вот и сейчас так же себя веди.
Панисо произносит все это, глядя в окно. Проводит по губам языком, укалывается о щетину. Передышка окончена. За изгородью мелькают зеленые пилотки.
– Вот они. Сопли не распускай.
В эту минуту на нижнем этаже начинается ожесточенная пальба. Панисо выглядывает и видит вспышки выстрелов и фонтанчики пыли: из дома напротив начинают выбегать легионеры, выставив штыки. Положив автомат на пол, он достает из кармана гранату и, выдернув чеку, швыряет вниз. И прежде чем она успевает долететь до земли, хватает автомат, дожидается разрыва, выпрямляется и поливает патио тремя длинными очередями, опустошая магазин. Быстро меняет пустой на снаряженный и снова стреляет: на этот раз одиночными, выбирая себе цели среди ошеломленных взрывом франкистов, и те, попав под огонь, отступают, уносят одного из раненых.
Пам-пам-пам-пам, слышится в другом окне, и грохот заполняет комнату. Юный Рафаэль, в точности выполняя наставления Панисо, стреляет по легионерам у ограды. А ответные пули влетают в окна, снизу вверх и наискось пересекают комнату, вырывают куски штукатурки, крошат кирпич. С дырявой крыши валятся деревянные щепки.
– Они прошли за изгородь! – смешавшись, кричит Рафаэль. – Они теперь на задах дома!
Панисо еле слышит его: он полуоглох от собственных выстрелов по легионерам, а те снова бросаются через патио. Место упавших занимают другие и, перепрыгивая через тела убитых, бегут вперед. Наконец, улучив момент, подрывник оборачивается к Рафаэлю и видит – тот в растерянности склонился над винтовкой с открытым затвором: патронов больше нет и что делать – неизвестно. На первом этаже гремят разрывы. Пора уходить. Панисо подбирает с пола порожний магазин, бросается к лестнице, скатывается по ней, прыгая сразу через четыре ступени, и натыкается на своих – тяжело дыша, с безумными глазами загнанных зверей, они в беспорядке отступают по коридору. Тащат раненых, и среди них – очень бледный, едва передвигающий ноги Касау в залитых кровью штанах, которого ведут под руки Ольмос и Моррасо. Подрывник выходит наружу: здесь уже обрывается городок, и домов там нет – только огороды, сады и сараи, и лишь метрах в двухстах высится большое квадратное здание Аринеры. Ослепленный солнцем Панисо видит, как из окон выбрасывают раненых, и внизу их никто не подхватывает – некому, потому что все, кто вышел оттуда, убегают прочь во весь дух.