— Роман Петрович! Я выйду на веранду, покурю? — спросил Игорь.
Беловежский кивнул. Он не мог не отметить про себя тактичность парня, решившего, что ему лучше не присутствовать при разговоре о заводских делах.
— Идемте, Игорек, я вас проведу… Вот сюда. — Зинуша захлопотала вокруг гостя. Она видела, что этот симпатичный молодой человек смущен необычностью ситуации, в которую попал. Она всею своей доброю душой сочувствовала ему и пыталась помочь.
Роман и Петр Ипатьевич остались наедине. Сын внимательно посмотрел на отца.
Вспышка раздражения против старика прошла. Как бы там ни было, перед ним сидел отец, человек, давший ему жизнь, да и не только жизнь, образование, возможность стать инженером, прививший ему желание и в какой-то степени умение руководить людьми. Да, дети не выбирают себе родителей. Это так. Но должны ли они судить их? А если и должны, то имеют ли право выносить родителям приговор? Нет, такого права, пожалуй, они не имеют. Прежде всего потому, что не знают всей их жизни, всех сопутствующих этой жизни обстоятельств, всех причин и следствий. И потом. Этот приговор уже вынесла старшему поколению сама жизнь. Что могут добавить к этому дети? Их долг в меру своих сил облегчить стареющим родителям их ношу — физическую, материальную и нравственную. И в этом найти для себя отраду и утешение.
Взволнованный этими пронесшимися у него в мозгу мыслями, Роман Петрович почувствовал желание откровенно ответить на вопрос отца.
— Забот до черта! Что ни человек — загадка, что ни шаг — проблема… Есть у меня главный инженер, Хрупов. Понимаешь, еще недавно он был моим начальником, а теперь я им должен командовать. Не мужик — кремень. На дух меня не переносит. Чуть что — костит при всем честном народе.
Петр Ипатьевич цепко схватил сына за запястье костлявой, но сильной рукой. Сжал.
— На фронте был у меня один такой тип… Все «я, я, я»! Везде лезет, каждой бочке затычка, по любому поводу у него свое мнение. Слабинку я дал. Мог его под трибунал за самоуправство отдать. Не отдал. А потом из-за него чуть сам под трибунал не угодил. Слава богу, знакомый генерал выручил, учел прежние заслуги. Сравнительно легко отделался. Могло быть хуже… Нет, надо было этого Ярцева раньше ломать.
— Ярцев? Это какой Ярцев? Не московский ли профессор? Он учитель нашего Хрупова. Андрей Андреевич Ярцев.
Петр Ипатьевич сжал кулаки, да так сильно, что побелели костяшки пальцев.
— Он это, он. В профессора пролез! А ведь был охламон охламоном… Если твой Хрупов этого Ярцева своим учителем величает, значит, сам такой же… Два сапога пара. Избавляйся от него, сын, пока не поздно! Вот тебе мой совет!