Вдова какого-то важного чиновника, которая жила этажом ниже моих родителей, рассказывала о том, как в детстве я влезла на дерево с унхалийскими яблоками, упала на грядки, на которых произрастал взращенный заботливыми вдовьими руками лук, а соседка меня не только не пожурила за это, так еще погладила по головке и угостила фруктом. Каждое слово в рассказе женщины было ложью. Во-первых, грядок и плодовых деревьев в нашем дворе и рядом с ним отродясь не водилось – центр города все-таки, во-вторых, тяжело было представить вдову копошащейся в земле, когда она даже дверь открывала в одноразовых перчатках, а в-третьих, если отбросить все нестыковки и предположить, что я и правда упала с дерева на ее грядки, то по голове соседка меня погладила бы, только оторвав оную от тела – весь район был наслышан о скверном характере этой женщины.
Дверь в квартиру была распахнута настежь. Рядом замер оператор с камерой наготове, и еще два или три угадывались в недрах прихожей. Я сделала глубокий вдох, как перед погружением в воду, и натянула на лицо самую широкую улыбку – предстояла встреча с мамой.
Родители ждали меня в прихожей. На лице отца заметно прибавилось морщин, да и лысина начала оформляться, зато мама совершенно не изменилась. Высокая, статная, с густыми черными волосами, волнами спускавшимися на плечи. При должном освещении ей нельзя дать больше тридцати лет, но сейчас из-за огромного количества ламп все женские уловки были сведены на нет, и, наверное, именно поэтому мамино лицо дышало такой «благостью», что даже страшно стало. Я с удивлением заметила, что рядом с родителями, чувствуя себя совершенно свободно, стоит мальчик лет восьми – этакий классический зубрила в очках и с лишним весом, с трудом втиснутый в костюм-тройку. Мне пришлось задуматься: а не брат ли это мой, настолько тепло его обнимала моя мать, но возраст мальчишки явно превышал количество лет, которое я отсутствовала, и поэтому мысль о новом родственнике пришлось признать несостоятельной.
Операторы не прекращали снимать, поэтому, дабы не портить впечатления, пришлось оставить все вопросы при себе и расцеловаться с родителями.
– Кто это? – успела я шепнуть матери, естественно, имея в виду мальчика, которого она держала за руку, даже обнимая меня. Мама недовольно дернула плечом и ничего не ответила, что, впрочем, было вполне ожидаемо. Что ж, будем надеяться, что, когда начнется спектакль под названием «Самая лучшая теща», завеса тайны над присутствием на смотринах чужого ребенка приоткроется.
Я прошла в комнату, которую мама горделиво называла столовой. Пищу в ней всегда вкушали (да-да, именно вкушали, просто есть моя мать не может по определению) три раза в день. Если вдруг мне случалось опоздать на обед или ужин, я оставалась без оного, так как накрывать огромный стол «из-за одной недисциплинированной особы» никто не собирался. Примечательно, что начало трапезы, для которой уже все было накрыто, моя мама задерживала впервые, и как же приятно было осознавать, что система тоже может дать сбой.