Фрейд покачал головой, взял галстук у него из рук, посмотрел на подарок, вернул его хозяину и в ответ предложил ему сигару.
– Узор «узлы любви» почти не виден на сером фоне, – заметил он.
– Да, и жаль, что это так, но человек скрывает самое ценное, – ответил портной.
– И лишь тот, кто находится там, где светло, может оценить красоту и значение этой драгоценности, – откликнулся на его слова Фрейд. – В темноте нет разницы между куском стекла и алмазом.
Портной медленно опустил голову в знак согласия. Он взял с прилавка сигару, срезал ей головку своими ножницами и сунул в рот, а Фрейд быстро зажег ее.
– Узел завязан с восточной стороны и открыт с западной, это означает, что все люди мира должны обнять друг друга, – отметил Амброзини.
– А значит, – договорил Фрейд, – нас всех объединяет великий архитектор вселенной.
Портной поднял руку с зажженной сигарой.
– Я никогда бы не поверил, – продолжал доктор, – что, покупая костюм, найду своего брата. И такого ловкого, что он догадается подарить мне галстук с одним из наших наименее известных символов. А если бы я действительно отправился в нем на ужин к папе?
– Я подарил вам галстук именно тогда, когда понял, что вы не шутили – или, если позволите, ты не шутил. Я был бы очень доволен, если бы наш знак проник за стены Ватикана.
– Я принимаю подарок, брат Амброзини. И сегодня вечером надену его.
– Буду счастлив видеть тебя гостем на ближайшем собрании нашей ложи; ее название «Лира и меч». Собрания происходят вечером каждого вторника. Я буду тебя сопровождать и с радостью представлю нашему великому магистру и всем товарищам. Теперь не хочу тебя задерживать: ты должен подготовиться. Обнимемся три раза по-братски.
Они три раза поцеловали друг друга в щеку, и портной не отказался от еще одного объятия. Фрейд, больше изумленный, чем обрадованный, вышел из лавки и направился в Ватикан. «Если бы я мог сказать этому Амброзини, что Государственный секретарь Рамполла тоже масон, портной был бы счастлив. Как по-итальянски «ненавистник священников»? По-немецки это Pfaffenhasser. Амброзини, должно быть, их ненавидит, и доказательство этому – его намерение устроить так, чтобы я надел, даже не зная об этом, галстук с узлами любви.
В Вене никто из братьев ложи «Бнай Брит» не осмелился бы на такое, но в Риме да, и даже в присутствии самого папы, а возможно, именно из-за его присутствия. Другой мир, другая температура, другие правила участия в событиях. Там господствует ум, здесь сердце. Если бы он был итальянцем, то никогда бы не открыл психоанализ – и, возможно, был бы счастливее.