– Это ее имя, – объяснила Мария. – в честь распятого Господа.
– Ach du Lieber Himmel! – воскликнул Фрейд и тут же перевел на итальянский: – Святое Небо! Как получилось, что ребенку дали такое имя?
– Так звали маму ее отца, – прошептала, словно оправдываясь, Мария.
– Глупое имя злой женщины, – заявила Крочифиса и скрестила руки на груди. – Ты видела? Это говорит и доктор, который тебе так нравится.
Мария прикусила губу, чтобы не дать дочери пощечину, и сумела овладеть собой. Но не покраснеть она не смогла, и, когда горячая кровь прилила к ее щекам, стало еще хуже: Фрейд заметил это, снял очки и, опустив голову, стал протирать их стекла.
– Извините, я не хотел обидеть ни вас, ни вашу дочь. Но я полагаю, что обычай давать внукам имена дедушек, а внучкам имена бабушек иногда разрушает будущее тех, кто так назван. Имя может вызвать желание быть противоположностью деду или бабке, а не взять их в пример.
– Моя бабушка была пьяницей, а в молодости – проституткой, – сказала Крочифиса.
– Крочифиса! Я запрещаю тебе… – прикрикнула на нее Мария.
– Ты сама прекрасно знаешь, что это так, – прервала ее дочь. – Ты сама сказала мне об этом, и ведь мой отец носил фамилию бабушки потому, что не знал своего отца.
Девушка слегка поклонилась Фрейду и стала рассматривать изображения святых на стенах, вытягивая шею, чтобы лучше разглядеть некоторые мрачные подробности черепов, ран и пыток. Мария, опустив глаза, терла ладони, чтобы убрать с них пот. Не так она представляла себе эту встречу. Она хотела гордо представить дочь доктору, а он все испортил своим замечанием, которое вызвало реакцию Крочифисы. Он тоже, как все другие, надменный и высокомерный, тоже готов осуждать тех, кто ниже. Слезы подступили у нее к глазам, но удовольствия увидеть их она ему не доставит – ни в коем случае! А когда Фрейд положил свою ладонь на ее прижатые к животу ладони, Мария окаменела еще сильнее. Она не должна позволить себе дотронуться до доктора!
– Я действительно должен извиниться перед вами, Мария.
До сих пор голос Фрейда казался ей приятным, но грубоватым – может быть, из-за резкого акцента. Теперь он был ниже, чем обычно. Долетев до ее ушей, этот голос скользнул внутрь ее и заставил ее задрожать.
– Ваша дочь очень красива, – продолжал Фрейд, – и это меня не удивляет, потому что она очень похожа на мать.
Девушка была изящно сложена, но в ее лице не было ничего общего с нежными чертами лица Марии. Через мгновение Фрейд убрал руку, словно обжегся, и пожалел, что произнес эти слова. Пожалел не потому, что они были неправдой, а потому, что они могли усилить смущение Марии, а этого он не хотел ни за что на свете. Он профессор, она служанка – слишком большая разница в общественном положении и роде занятий. «Кретин!» – мысленно выругал себя Фрейд. Будь Мария его пациенткой, он уж точно ни за что не допустил бы такую грубую ошибку.