Дверь снова открылась, и Жанет Видт умолкла. Андреас Фалькенборг вернулся, неся кувшин с водой, который поставил перед Полиной Берг.
– Пусть она откроет свою уродливую пасть.
Она открыла рот и запрокинула голову. Он начал осторожно лить воду, время от времени делая небольшие паузы, чтобы она могла перевести дух. Девушка жадно пила; поначалу она даже не думала о том, что следовало бы оставить что-то своей подруге по несчастью. Лишь когда кувшин почти совсем опустел, она опомнилась и спросила:
– Может, он даст остальное Жанет?
Вылив остатки воды в рот Жанет Видт, Андреас Фалькенборг поставил кувшин на пол и сказал:
– Он будет тянуть жребий, кто первая попадет в мешок. Он хочет, чтобы все было так.
Полина быстро спросила:
– А он не скажет, когда это произойдет?
– Завтра он сунет в мешок одну. Завтра – когда у него будет цемент для ее могилы.
– А другая, что он сделает с другой?
– Он тоже сунет ее в мешок. Да, вот именно так он и сделает. Обе попадут в мешок, сначала одна, потом другая. А вторая еще и будет бояться.
Он снова поправил маску и затянул детскую считалочку, поочередно легонько прикасаясь к коленям девушек:
– Он-Дон-Ден, Мама-Фута-Фен…
Полина Берг насмешливо перебила его:
– А ну-ка прекрати хватать меня за ляжки, старая похотливая свинья! Слушай, Андреас, ты, выходит, у нас совсем невоспитанный?
Он отскочил назад. Полина рассчитывала на чудо. Она превосходно знала, что оскорбления – признак отчаяния, но попытаться все же стоило, тем более что все равно ничего другого придумать она не могла. Андреас Фалькенборг тем временем был, казалось, потрясен:
– Прости, я не хотел… я… он… Это ее гадкое бедро, он говорит – фу! Пусть она не смеет так говорить! А он говорит – фу. Фу-фу-фу, говорит он!
Крича это, он выбежал за дверь, на этот раз оставив ее открытой. Жанет Видт в ужасе всхлипнула:
– Теперь он вернется с дубинкой! Ты должна попросить прощения и пообещать вести себя хорошо. О нет, мне страшно!
Андреас Фалькенборг пришел совсем скоро, и в руках у него действительно была дубинка. Жанет Видт взмолилась:
– Только не меня! Это она была плохой, она кочевряжилась, это ей следует задать дубинкой за ее дерзкий язык! Пусть он ей всыплет дубинкой, много, много раз – ей, а не мне! Я же делаю все, что он говорит, все, как он пожелает.
Полина Берг еще успела отметить, как выражения Андреаса Фалькенборга прочно перекочевали в язык, которым теперь изъяснялась Жанет Видт. Затем все тело девушки пронзила жуткая пульсирующая боль, заставившая ее на мгновение сжаться наподобие пружины. Невыносимые судороги следовали одна за другой, сотрясая все тело с головы до пят. Не в силах сдерживаться, она изо всех сил заорала. Жанет Видт оказалась права – боль была неописуемой.