– Это изображение, – мягко поясняет Зигфрид, – составлено на основе вашего описания девушки Сузи Эрейра.
Я зажигаю новую сигарету и делаю это с некоторым трудом, потому что руки у меня трясутся.
– Ну и ну! – восклицаю я с искренним восхищением. – Снимаю перед тобой шляпу, Зигфрид. Конечно, – добавляю я, испытывая легкое раздражение, – Сузи была, о Боже, всего лишь ребенком. И теперь я вижу, что некоторое сходство все же есть. Но возраст не тот.
– Боб, сколько лет было вашей матери, когда вы были маленьким? – интересуется Зигфрид.
– Она была очень молодой. – Немного погодя я добавляю: – Кстати, выглядела она гораздо моложе своего возраста.
Зигфрид дает мне возможность посмотреть еще немного, затем, словно сказочный волшебник, взмахивает рукой, и фигура исчезает, а вместо нее внезапно появляется изображение двух пятиместников, соединенных шлюпками. Они висят в пространстве, а за ними… за ними…
– О Боже, Зигфрид! – говорю я.
Он ждет. Что касается меня, то я молчу. Он может ждать вечно, я просто не знаю, что сказать. Мне не больно, я парализован. Я не в состоянни произнести ни слова и не могу двинуться с места.
– Это, – начинает он негромко и очень мягко, – реконструкция двух кораблей вашей экспедиции в непосредственной близости от объекта НН в созвездии Стрельца. Это черная дыра или, более точно, сингулярность в состоянии чрезвычайно быстрого вращения.
– Я знаю, что это такое, Зигфрид.
– Да. Знаете. Из-за этого вращения относительная скорость того, что называется порогом событий сферы разрывности Шварцшильда, превышает скорость света, и потому объект не является на самом деле черным. Его можно видеть в так называемом излучении Черенкова. Именно поэтому, а также из-за необходимости изучить другие аспекты сингулярности, ваша экспедиция и получила гарантированную премию в десять миллионов долларов, которые, вдобавок к различным дополнительным выплатам, и составляют основу вашего теперешнего состояния.
– И это я знаю, Зигфрид.
– А не скажете ли, что еще вы об этом знаете, Боб? – после небольшой паузы попросил Зигфрид.
– Не знаю, смогу ли, Зигфрид.
Снова пауза. Он даже не побуждает меня попробовать. Зигфрид знает, что ему этого не нужно. Я сам хочу забраться в закрома своей памяти и разворошить то, что там хранится. Я даже начинаю подражать его манерам. Есть тут что-то такое, о чем я не могу говорить, что-то пугающее меня до мозга костей но, помимо этого главного ужаса, присутствует нечто, о чем я могу говорить более или менее спокойно, и это нечто – объективная реальность.
– Не знаю, хорошо ли ты разбираешься в сингулярностях, Зигфрид.