Пандора застыла, глядя на эту картину, не в силах пошевелиться. Почувствовав отвратительные спазмы в животе, она выскочила во двор и сделала несколько глубоких вдохов.
Тимокл осклабился:
– Ну что, госпожа, налюбовалась? Закрывать?
Девушка справилась с тошнотой и пристально взглянула на слугу. Тот осекся и сделал шаг назад.
– Позови Ифгению и принеси теплой воды, оливковое масло, бальзам и полотно.
Тимокл с недоверием посмотрел на нее, но у него не хватило духа возразить. Он растерянно кивнул и бросился искать ключницу.
Из-за полуоткрытой двери снова раздался еле слышный стон. Какое-то протяжное жалобное слово на непонятном языке. Пандора поморщилась и вошла в хлев.
4
Картина, представшая перед Тофоном во дворе его собственного дома, была абсолютно непостижима. Раб, готовивший побег, раб, напавший с оружием на своих хозяев, раб, жизнь которого теперь не стоила и половины обола, лежал не в хлеву, в навозной яме, где ему полагалось быть, а здесь, во дворе, под навесом, на удобном ложе, и над ним хлопотало несколько женских фигур.
Художник Валерий Шамсутдинов
Тофона перекосило от нахлынувшей волны гнева и ярости:
– О, всемогущие боги! Как это понимать?! Что здесь творится?! Кто позволил?!
Две служанки испуганно отскочили от израненного тела. Третья фигура даже не обернулась.
Тофон стремительно подошел к ней, словно намереваясь оттащить ее силой. Но в последний миг замер и растеряно прошептал:
– Пандора…
Девушка наконец посмотрела на отца. Ее губы сжались в тонкую полоску, глаза блеснули из-под подрагивающих век. Под маской равнодушного спокойствия пряталось плохо скрываемое отвращение. Осторожно поддерживая беспомощно запрокинутую голову Алексиуса, она вливала ему в рот разбавленное медом вино. Оно тонкой струйкой текло в полуоткрытый рот. Несколько капель скользили по щекам раба, оставляя бледно-розовый след. Когда вино заполняло рот раба, он судорожно сглатывал, и тогда к хрипу его дыхания примешивалось судорожное бульканье.
– Девочка моя, что ты делаешь?.. – в голосе Тофона слышались негодование, удивление и растерянность.
– Я забочусь о том, кого боги отдали под покровительство нашего дома.
– Ты об этом преступнике и злодее? Забыла, о чем мы говорили с тобой? Живым этот выродок никому не нужен! Всем будет лучше, если он отправится в Аид! Боги свидетели, я отлучил его от нашего очага! Теперь он никто в этом доме, и нет никаких законов, велящих тебе заботиться об этой падали!
Пандора вздохнула, прикрыла веки и с деланым равнодушием произнесла тихим размеренным речитативом: