К концу матча они оставили свои споры о тактике и начали строить планы на поездку на чемпионат.
– Брат Иланы работает в Японии, – сказал Амихай. – Сможем у него перекантоваться.
– У Марии есть подруга, – сообщил Офир, – а ее соседка по квартире работает секретарем какой-то шишки в ФИФА. Может, через нее удастся получить билеты.
– Четыре билета на полуфинал, на финал и на все матчи с участием Бразилии, – вслух размечтался Черчилль.
Только я молчал. Природный пессимизм не позволял мне разделить радость друзей, как бы мне того ни хотелось. На последней минуте оказалось, что я был прав (когда пессимист убеждается в своей правоте, он не испытывает никакой радости. Только капельку горечи на языке. И все).
Судья назначил свободный удар из-за пределов штрафной. Стенка (разумеется) была выстроена неправильно. Израильский вратарь (разумеется) не успел вовремя заметить мяч. И мяч (разумеется) угодил в сетку.
– Так я и думал, – сказал Черчилль.
– Чего и следовало ожидать, – пробурчал Офир.
– Может, успеем забить еще один? – высказал робкую надежду Амихай.
Но судья дал свисток к окончанию игры, комментаторы, все больше распаляясь, принялись требовать отставки тренера, и атмосфера моей гостиной насытилась осколками разбитой мечты. Офир скрутил еще один толстый косяк, потому что теперь, когда мы в кои-то веки собрались вчетвером, «нечего погружаться в уныние», но второй косяк не только не сделал нас счастливее – он произвел прямо противоположный эффект, и несколько затяжек спустя наше разочарование от проигрыша сборной переросло в глубокую скорбь по жизни вообще, по тому, как она складывается, обманывая наши ожидания. Все вдруг стало казаться бессмысленным, бесполезным, и одновременно нас охватил тошнотворный страх, от которого заколотилось сердце и захотелось распахнуть окно, выпрыгнуть и разбиться о тротуар – пусть будет больно, но это лучше, чем то, что сейчас…
– Ну и травка… – пробормотал Амихай с выпученными глазами. – Крепковатая, нет?
– Простите, – сказал Офир. – В Яффе я пошел к своему старому поставщику, но он теперь остепенился и воспитывает малолеток. Меня послали к другому парню, а тот сказал: травка что надо… Откуда мне было знать? Раньше я в этих делах разбирался, но когда это было? Простите, ребята, ну правда, простите. Я честно хотел, чтобы нам было хорошо.
– Да брось, – сказал я ему.
И тут он зарыдал.
– Ты же не нарочно, – попытался успокоить его Амихай.
Офир всхлипнул:
– Вы даже себе не представляете, вы даже себе не представляете… – и замолчал. Потом сделал еще одну затяжку и сказал: – Вы даже себе не представляете, как я беспокоюсь за Марию. Она все время торчит на Территориях, на этих блокпостах. Я говорю, что так нельзя. Что она готовится стать матерью. Но она меня не слушает. Продолжает туда мотаться. Не знаю… Иногда мне кажется, что она вообще не хочет ребенка. Что, будь ее воля, она предпочла бы оказаться с Иланой на небесах.