– Твои запоздалые извинения приняты, – прервал его Амихай. – Выходишь на работу в воскресенье, в восемь тридцать. Сейчас я пришлю к тебе волонтера со всеми необходимыми документами. Ознакомься.
– Спасибо, – пробормотал Черчилль. – Большое тебе спасибо.
* * *
– Ты не поверишь! – весело сказал мне Амихай по телефону полчаса спустя. – Черчилль заикался!
Черчилль заикался. Каждый день он заканчивал работу в шесть и в половине седьмого возвращался домой, не заглядывая по дороге ни к Шароне, ни к Керен, ни к Хагит, а вечерами сидел с Яарой перед телевизором и исполнял каждую ее прихоть. Он клал руку ей на живот, чтобы проверить, не начал ли уже брыкаться ребенок, и жаловался, что она никогда не просит, как беременные женщины в кино, принести ей мороженого или соленых огурчиков.
Яара выбросила в мусорное ведро скачанный из интернета бланк заявления на поступление в Лондонский университет и навсегда рассталась с мечтой о театре, потому что «сейчас это все равно неактуально», «у отца в компании очень удобный рабочий график» и вообще «глупо отрицать, что театральный режиссер – не та профессия, которую можно совмещать с материнством». Глядя, как легко она вжилась в роль идеальной матери, я про себя ухмылялся: да уж, поистине театр потерял великого творца. «Я знаю, что ты думаешь, Юваль, – сказала она мне по телефону и, не дав возразить ни слова, умоляюще добавила: – Пожалуйста, ничего не говори. Я сейчас только и делаю, что пытаюсь договориться сама с собой, так что не терзай меня правдой, ладно?»
* * *
Чем ближе становился срок родов, тем меньше я общался с Яарой и Черчиллем. Казалось, они спрятались в семейном коконе, где для старых друзей нет места[30].
Амихай тоже все больше уходил в себя. Дочка Марии вдруг заявила близнецам, что отныне Ноам, и только Ноам, будет ее другом, и в одно мгновение их тройственный союз разрушился. В ответ Нимрод разбил все висевшие в доме фотографии в рамках (кроме портрета матери) и выбросил из окна свой CD-плеер вместе с динамиками. Специалисты объяснили Амихаю, что на самом деле гнев на дочку Марии позволил Нимроду впервые осознать смерть матери. Амихай считал, что они ошибаются, не принимая во внимание силу детской любви (он сам в четвертом классе был влюблен в некую Ирит. Долгие месяцы он планировал, как на празднике в честь окончания учебного года предложит ей дружбу, а она вообще не пришла на праздник). Так или иначе, Амихай передал большую часть своих обязанностей заместителю, до минимума сократил выступления в СМИ и старался проводить, как он выражался, «часы личного досуга» с Нимродом.