* * *
Вот это точно в твоем духе, сказал я себе, положив трубку. Закрутил с девчонкой роман, не обремененный никакой ответственностью, и вообразил, что, стоит тебе ее захотеть, она тут же к тебе прибежит. Ты даже не потрудился узнать, что с ней сейчас. Так тебе и надо! – мысленно хлестал я себя. Но даже эта экзекуция не причинила мне боли. Не пробудила моих чувств. В те дни меня поглотила тьма. Самое ничтожное действие – пойти в туалет, выпить стакан воды, выключить телевизор – давалось мне с таким трудом, словно я катил огромный камень на вершину горы. Я поборол искушение и не стал звонить друзьям, потому что чувствовал – из этой пропасти я должен выбраться сам. Нет, ерунда. Это моя гордыня пытается приукрасить прошлое. Я не звонил друзьям, потому что не хотел, чтобы они видели, в какой я заднице. Нет, снова вру. Я не звонил друзьям, потому что я одиночка. Это нелегко объяснить. Я одиночка, у которого много друзей. Одиночка, который научился притворяться общительным парнем, но в минуты тоски неизменно возвращается в изначальное состояние. Впрочем, не исключено, что и это неправда. В любом случае я знал, что должен предпринять хоть что-то, чтобы выбраться из омута, в который попал, но я был слишком вымотан, чтобы что-то предпринимать или о чем-то думать. На самом деле и это не совсем точно. Опять я занимаюсь лакировкой действительности. В те дни мне в голову пришли две радикальные идеи, и я сразу отверг их обе. Первая заключалась в том, чтобы пропить курс транквилизаторов. Клиенты рассказывали, что теперь есть отличные препараты, не дающие побочных эффектов; с их помощью они дотянули до диплома. Но, зная, как я подвержен зависимости, я боялся, что, начав принимать эти лекарства, не смогу без них обходиться. Вторая идея – она посещала меня не в первый раз – была связана со сменой ориентации. Раз с девушками у меня ничего не выходит и я по-прежнему в одиночестве, может, имеет смысл переключиться на однополые отношения? В конце концов, я всегда ладил с парнями. Может, это знак?
Но у этой идеи был один маленький изъян: меня никогда не тянуло к мужчинам (если не считать одного раза, когда во время партии в пинг-понг с Шахаром Коэном у меня случилась эрекция; но этот случай так и остался единичным, поэтому я упоминаю о нем в скобках).
Нет. Мне был нужен саксофон. Нужно было что-то, что послужит мне компасом. Но что, черт возьми? Что?
* * *
Я попробовал вернуться к своей проклятой неоконченной диссертации. Может быть, тогда в моей жизни появится хотя бы намек на смысл. Последним философом, о котором я начал писать и бросил на середине, был Мартин Хайдеггер. В 1927 году Хайдеггер опубликовал первую часть трактата «Бытие и время», но вторая часть так и не вышла; ученики Хайдеггера утверждают, что причиной этого стала перемена –