Преподаватель вернул рукопись с двумя важными замечаниями.
Первое повергло меня в отчаяние, однако пришлось признать, что преподаватель прав: как я ни работал над своим ивритом, как ни старался избавиться от родительского наследия, во многих предложениях слышались отголоски английских грамматических структур. Преподаватель отметил двадцать два таких случая и посоветовал обратиться к редактору, чтобы тот почистил остальное. Просмотрев правки, я понял, что выбора у меня нет: придется так и сделать.
Однако со вторым замечанием я был категорически не согласен. Преподаватель утверждал, что в повествовании много пробелов. Особенно ему не нравилось, что я уделяю мало внимания обстановке, в которой действуют герои. «Вы пишете об изменениях, которые претерпевают ваши персонажи, но почти полностью игнорируете важные перемены, происходящие в описываемом времени и пространстве. Маловероятно, чтобы эти события никак не затронули мир ваших друзей!»
– Но в этом и состоит смысл дружбы! – спорил я с ним (не наяву, поскольку преподаватель уехал на Сиднейский литературный фестиваль). – Друзья – это оазис, позволяющий забыть, что ты в пустыне, это плот в бурном море, это…
– Тем не менее, – перебил он меня (в моем воображении), – «гармония», к которой постоянно стремится ваш рассказчик, эта пресловутая бахайская симметрия… У меня возникает вопрос: не обречена ли подобная попытка на провал, учитывая, в какой дисгармонии живет он и все мы?
– Обречена на провал? – Я всерьез разозлился. – С какой стати? Потому что в твоих книгах, которые мне категорически не нравятся, любая мелочь в личной жизни героев непременно символизирует некое важное событие в жизни страны? Но я пишу не для того, чтобы создавать аллегории важных событий в жизни страны. Я пишу, чтобы исполнить желание Офира и завершить узор к финалу чемпионата. Вот и все. И не надо кивать с такой снисходительностью, ладно?
* * *
Робкую девушку больше всего раздражала Яара.
– Не понимаю, что в ней такого, – сказала она. – Почему твои герои так по ней сохнут?
Я не ответил, признавая ее правоту. Когда семинар заканчивался, робкая девушка становилась не такой уж робкой. «Может, она из тех, кто в компании всегда замыкается?» – думал я. На семинаре она вечно сутулилась, но сейчас, в кафе, сидела с гордо выпрямленной спиной. На семинаре она вечно глядела в пол, особенно когда преподаватель спрашивал, кто хочет прочитать свое сочинение, но сейчас смотрела прямо на меня, и в глазах у нее горели искры. На семинаре она почти не шевелилась, но сейчас наклонилась ко мне и говорила, энергично жестикулируя: