Сапнов кивнул. Птицы зашелестели крыльями, захлопал взмолотый воздух. Вороны одна за другой устремились на улицу, и Григорий пошел вслед за ними. Выходя в прохладный ночной сумрак, он услышал, как старуха прохрипела, обращаясь к протоиерею:
– Как вернется, глаз с него не спускай.
* * *
Птицы уводили его все дальше и дальше, прочь от людских жилищ, в сырую лесную мглу. Невыносимо горели стертые с непривычки ноги. Рубашка липла к взопревшему телу. Пылали легкие, все сильнее давила на грудь тяжелая одышка.
Григорий брел по колено в траве, касаясь руками возникающих из мрака замшелых стволов, вглядывался в переплетения ветвей, где, то и дело перечеркивая еле видное небо, проносились черными стрелами его проводники. Ему казалось, что в темных травах таятся невидимые звери, жарко дышат, согревая горячими боками неспокойное зеленое море, и он вздрагивал от каждого шороха и треска в чаще леса.
На отдых остановились, когда птицы вывели его из леса на смрадное, укутанное туманами болото. Григорий проковылял по притопленной гати к видневшемуся невдалеке островку, втиснул грузное взмокшее тело между холодными камнями. Долго шумно дышал, пока не унялось сердце, и вслушивался в тревожные крики чертей в бурьянах.
Птицы расселись вокруг, испытующе глядя на Сапнова, и он, опомнясь, подтянул лукошко, снял с него платок, но тут же в ужасе отдернул руку. Вместо ягоды корзинка была полна окрапленными кровью куриными головами. Под издевательский клекот ворон он запахнул лукошко платком и отставил подальше.
Едва рассвело, птицы, крича, взвились вверх, и Григорий поплелся за ними, еле переставляя распухшие ноги. В утренней дымке ему мерещились странные изломанные тени, проплывавшие мимо. Влажный воздух наполнился тихими шепотками, и отупевшему от усталости Григорию казалось, что болото это – та самая граница между миром живых и мертвых, где блуждают неприкаянные души, лимб, в котором усопшие вынуждены скитаться в поисках пути в истинное посмертие. И по пути этому брел сейчас он сам, ведомый зловещими птицами.
Рассвело, туман рассеялся, но солнце не прогревало воздух, словно свет его бил из далекого чужого мира. Гать оборвалась у поля, покрытого колтунами желтой травы. Поле тянулось до самого горизонта. Посреди поля высился одинокий холм, и Григорий прибавил шаг, устремляясь к нему. Вороны расселись в траве за его спиной и стихли.
Сапнов шагал к холму, спотыкаясь о кочки и проваливаясь в подтопленные ямы. Вскоре он уже различил неясное пятно на вершине холма, и пятно оказалось почерневшим от времени срубом, окруженным неровными, поднятыми на тонкие невысокие столбцы, покосившимися бдынами с двускатными крышами. У Григория полыхнуло в груди, он перешел на бег.