Бенкендорф в своем не раз цитировавшемся нами письме действительно ставит в упрек Пушкину только публичное чтение «Бориса Годунова» и ничего не говорит о запрещении других произведений, которые Пушкин также читал публично. Это можно объяснить тем, что сведения о чтении Пушкиным других произведений еще не дошли до Бенкендорфа. Однако косвенным свидетельством того, что правительству стало известно о публичном чтении Пушкиным «Андрея Шенье», является то обстоятельство, что поэта привлекли к делу об «Андрее Шенье» уже в начале января 1827 года, притом что после известного объяснения Пушкина с Николаем во время царской аудиенции этого не произошло.
Итак, Пушкин, получив в сентябре 1826 года от Бенкендорфа письменный запрет читать свои произведения, не прошедшие цензуру, сообщает о его содержании «некоторым особам» и активно продолжает публичные чтения своих произведений, не прошедших цензуру. Более того — он обнародует строфы из стихотворения, по поводу которого ему уже пришлось объясняться с императором, — из «Андрея Шенье». Если к этому прибавить, что поэт не стал встречаться с шефом жандармов, то можно не сомневаться, что такое поведение производило на современников впечатление бешеной фронды.
«Стансы» были закончены после того, как поэту «вымыли голову» за публичные чтения (ноябрь 1826 года), но еще до того, как привлекли к следствию об «Андрее Шенье» (начало января 1827 года), — в конце декабря 1826 года. Начавшееся следствие сделало прямое обращение к императору с панегирическим произведением неудобным. Снова предстояло оправдываться.
Ухудшение отношений с правительством сопровождалось ухудшением взаимоотношений с «московскими друзьями»[403].
Лежащая на поверхности причина этих осложнений имела взаимно меркантильный характер; так, Пушкин не получил всей обещанной ему за сотрудничество с «Вестником» суммы в десять тысяч рублей, в то же время редакция журнала справедливо обижалась на поэта за то, что тот не соблюдал эксклюзивный характер их отношений и щедро раздавал (или обещал отдать) свои произведения в другие издания[404].
Но, конечно, не только материальные проблемы с «Московским вестником», обостренные запретом на публикацию «Бориса Годунова» и остановкой цензурного прохождения ряда других произведений поэта, стали причиной тому, что в мае 1827 года Пушкин оставил Москву и приехал в Петербург. Ухудшение отношений Пушкина с «московскими юношами» стало частным выражением того охлаждения, которое переживала по отношению к Пушкину оппозиционная Москва.
Слова С. П. Шевырева и Адама Мицкевича об обвинениях Пушкина в «ласкательстве» и даже «наушничестве ‹…› перед государем»