Пушкин — либертен и пророк. Опыт реконструкции публичной биографии (Немировский) - страница 95

).

Между тем в пушкинском списке 1827 года стихотворение значится под названием «Великой скорбию томим»[370]. М. А. Цявловский, комментировавший «Пророка» в Большом академическом собрании, специально указывает на то, что само заглавие — «Пророк» — было дано Пушкиным тексту, напечатанному в «Московском вестнике», только в апреле — августе 1827 года (III, ИЗО).

Необходимо понять, как тогда загадочное стихотворение, привезенное Пушкиным из Михайловского, соотносится с тем, которое под названием «Пророк» и без указания года Пушкин опубликовал в «Московском вестнике».

Сразу отметим, что в контексте «Московского вестника», и шире — в контексте пушкинского творчества 1827–1828 годов, «Пророк» (в дальнейшем изложении мы будем без специальной оговорки называть «Пророком» стихотворение, опубликованное в «Московском вестнике») совершенно не выглядел как произведение оппозиционного характера и не содержал в себе никаких указаний на Декабрьское восстание. Незадолго до «Пророка» «Московский вестник» опубликовал «Стансы» и в течение 1827 года в обществе с разрешения императора в списках распространялось послание «Друзьям». Оба стихотворения трудно причислить к числу «возмутительных», а ведь именно в их контексте воспринимался «Пророк». Вспомним также, что Нащокин от самого Пушкина слышал о том, что в привезенном поэтом стихотворении «предсказывались совершившиеся события 14 декабря», чего категорически невозможно усмотреть в тексте известного нам, «канонического», так сказать, «Пророка». Заметим также, что свидетельство Нащокина недвусмысленно указывает на то, что это, привезенное Пушкиным произведение было написано до 14 декабря, иначе указание на пророческий («профетический») его характер теряло бы смысл.

Имеется также позднейшее свидетельство А. С. Хомякова (в письме И. С. Аксакову), которое совершенно невозможно отнести к стихотворению, опубликованному под названием «Пророк» в «Московском вестнике»:

«Пророк», бесспорно, великолепнейшее произведение русской поэзии, получил свое значение, как вы знаете, по милости цензуры (смешно, а правда)[371].

Дело в том, что никаких цензурных трудностей с публикацией «Пророка» не было, поэтому весьма сложно отнести приведенное свидетельство именно к нему.

Таким образом, отождествление произведения, о котором говорят мемуаристы, со стихотворением, опубликованным Пушкиным в «Московском вестнике» под названием «Пророк», не представляется очевидным, несмотря на то что все приведенные выше свидетельства в исследовательской практике традиционно относятся именно к нему. Отметим при этом, что Шевырев, Погодин, Аксаков, Хомяков и Соболевский, то есть почти все упомянутые мемуаристы, принадлежали к тому кругу московских друзей и знакомых Пушкина, где в сентябре — октябре 1826 года действительно происходили публичные чтения его произведений, и все они слышали «Пророка» гораздо прежде его появления в печати