В списке стихотворений, составленных Пушкиным ориентировочно в середине 1828 года (когда «канонический» «Пророк» был уже опубликован в «Московском вестнике»), значится стихотворение под названием «Пророч‹ество›»[387]. Список, в котором помещено стихотворение, не был списком произведений, предназначенных исключительно для грядущего в 1829 году издания стихотворений поэта. Как установил комментатор списка в первом издании «Рукою Пушкина», М. А. Цявловский, из 53 означенных в списке стихотворений ни в одну из двух частей издания 1829 года не вошло одиннадцать стихотворений[388]. Поскольку произведение Пушкина с названием «Пророчество» неизвестно, то современный исследователь (С. А. Фомичев) категорически отнес его к «Пророку». (Заметим притом, что текст «Пророка» не содержит в себе никаких пророчеств, а само стихотворение фигурирует в другом авторском списке 1828 года под названием «Великой скорбию томим».)
Нам хотелось бы высказать гипотезу о том, что названию «Пророчество» в пушкинском списке соответствуют выпущенные цензурой строки из «Андрея Шенье», а именно от ст. 21 («Приветствую тебя, мое светило!») до ст. 64 («Так буря мрачная минет»). Пушкин распространял их как отдельное произведение с начала 1826 года. Об этом свидетельствуют два списка выпущенных цензурой строф; один принадлежал А. Н. Вульф, другой А. Ф. Леопольдову. Последний список имел заголовок «На 14-е декабря», приписанный Леопольдовым.
Нам представляется, что именно не пропущенные цензурой строки из «Андрея Шенье», оформленные отдельным списком как самостоятельное произведение, Пушкин привез из Михайловского в сентябре 1826 года, именно его имел в виду в рассказах о представлении императору и, весьма вероятно, именно его читал будущим сотрудникам «Московского вестника».
Возникает вопрос: почему все-таки Пушкин рискнул публично читать строки «Андрея Шенье» после того, как «дело» об их распространении уже началось. Иными словами, понимал ли Пушкин, читая эти крамольные стихи публично, что он подводит или даже ставит под удар тех, кто его слушает? Можно определенно ответить, что Пушкин этого не понимал. Ему казалось, что объяснений, которые он дал императору, достаточно для того, чтобы вывести «Андрея Шенье» из-под подозрений. То, что поэт и император совершенно по-разному поняли смысл договоренности, и является источником фатальных разногласий между Пушкиным и властью, обнаруживших себя на рубеже 1826 и 1827 годов.
Предположение о том, что Погодин и Нащокин «за давностью лет» перепутали «Пророка» и «Андрея Шенье», первым, насколько нам известно, высказал В. М. Есипов