«Умный у меня внук, – думала она. – Как все, кому приходится выкручиваться. У него просто нет другого выхода. Родители его достали. Ему всего десять лет, а он уже семь раз успел поменять дом». После каждого переезда Таня, убеждая ее, а может быть и себя, неизменно повторяла: «Мы решили все начать заново». Но для ребенка «новое начало» означает расставание со старым, и каждое из них оседает у него на сердце каплями печали, которые постепенно превращаются в сталактиты. А сердце ребенка – маленькое, и в нем нет места для сталактитов. Катя не понимала, почему они, по крайней мере, не хотят родить ему младшего брата, который вместе с ним будет переезжать с квартиры на квартиру. Они хотя бы стали меньше на него давить. «За контрольную по математике Даник получил всего девяносто два балла», – сказала ей Таня неделю назад. «Всего девяносто два? Да чего они от него хотят? И почему не ведут его к дантисту? Так заняты собой, что не видят, что ему нужно выпрямлять зубы? Впрочем, не удивлюсь, если окажется, что прекрасно видят, но не хотят тратить деньги. На новый телевизор у них деньги есть, а на здоровье сына… Обойдется!»
Катя никогда не делилась этими мыслями с Таней. Разговаривать с холериком – все равно что ходить по лезвию бритвы. Если они поссорятся, Таня запретит Даниэлю к ним приезжать. Просто чтобы показать, кто в доме хозяин. Катя этого не перенесет. Она слишком любит этого мальчика, который молча шагает рядом с ней, держа в каждой руке по палке: время от времени он втыкает их перед собой в землю и перемещается вперед, опираясь только на руки. Как альпинист.
Она протянула руку и погладила его по шелковистым волосам. Он ответил легким наклоном головы и улыбнулся, а ей вспомнились слова Антона, которые он часто ей повторял: «Катя, мы ему не родители. Не мы его воспитываем. Все, что мы можем, – это уделять ему максимум внимания, когда он к нам приезжает, чтобы он знал, что здесь ему всегда рады, и неважно, какую оценку он получил по математике. В наших силах открыть перед ним новые горизонты: научить без ключа открывать запертую дверь, объяснить, что к большинству вещей в жизни можно относиться с юмором, и, конечно, играть с ним в шахматы».
Но в эту субботу, с грустью думала Катя, они не сыграли в шахматы ни одной партии. Мэрия не ответила Антону на его предложение построить клуб силами мужчин квартала, и из-за этого – но только ли из-за этого? – ему так плохо. Но разве ребенку объяснишь, что у Антона депрессия? Поэтому она говорит, что он просто устал. Очень устал. Вот только мальчик чувствует, когда его обманывают. Может быть, он уже понимает, что это и значит быть взрослым – называть «усталостью» то, что человеку просто плохо.