Всем места в хате не хватило. Большинство народу толпилось во дворе. Да и те, что попали в светлицу, не все поместились за столом. Многие остались стоять, прислонясь спинами к дверным косякам, к крашеным углам оконных проемов, к спинке кровати, которая могучим деревянным кораблем выплывала из дальнего угла и доходила чуть ли не до середины комнаты. Иные же просто вытирали беленые стены пиджаками, кофтами, цветными рубахами.
Большой стол был составлен из нескольких. Потому получился с перепадами. Его застелили клеенками разного колера, разного рисунка. В центре стола возвышалась огромная бутыль синеватого стекла, под самое горлышко наполненная самогоном. В горлышко, вместо пробки, была сунута багрово-яркая гвоздика. По столу расставлены миски и полумиски с солеными огурцами, помидорами, синими баклажанами, блюдца и тарелочки с розовато-белыми ломтиками сала, горки вареных яиц, наполосованного крупными ломтями хлеба. Иссиня-белая капуста с морковными краснинками щедро полита духовитым подсолнечным маслом, притрушена сверху тонко нарезанными кольцами лиловато едкой цибули. Холодец в глиняных блюдах, обжаренные в печи до хрустящей корочки куры.
Родители сели, как бы поменявшись детьми: Степанова родня — у Полиной левой руки. Полина — у Степановой правой. Батько жениха — не старый дядько среднего росту, с заметными залысинами и седоватым чубом — поднялся со стула, покашляв насухо, кивнул на четверть с самогонкой, попросил ближе сидящих к ней:
— Подайте-ка сюда пташечку!
Четверть ему поднесли бережно, словно новорожденного. Он, сунув ее под мышку правой руки, поддерживая за горлышко заскорузлыми, плохо гнущимися пальцами, стал разливать мутновато-розовый фруктовый перегон по граненым стаканам, приглашая девчат, стоящих у стенки без дела:
— Передавайте в дальний конец стола!
Стояла тихая настороженная минута. Каждый как бы исподволь следил за передвижением стаканов, боясь остаться обнесенным. Не дай бог с кем случится — запомнит Полькину свадьбу надолго.
И вот всем налито, все вздохнули облегченно.
— Ну, что ж, как говорят, мир им да любовь! — отец обратился не к сыну и его невесте, которую уже скоро назовет не невестой, а невесткой, он обратился к своей жене, рядом сидящей. Она, дородно распушившись множеством юбок, вытирала губы платочком, искоса посматривая на девчат, прислуживающих у стола, мало обращая внимания на слова мужа. Муж, заметив ее рассеянность, повысил голос:
— Мать, говорю, мир им да согласие!
— Истинно так, истинно так, батько! Будьте здоровы и счастливы, деточки мои дорогие! — всплакнула, закрылась наглухо платком.