Она вела себя, будто на аудиенции у папы римского. Мама вцепилась в рукава своего красного вязаного geansai, натянула их на ладони и с явным подозрением следила за тем, как Ксанта прикасается к реликвиям Табернакля. Комната и правда выглядела впечатляюще, особенно по сравнению с остальным нашим домом.
— Шикарно, — шепнула Ксанта, возвращая на законное место череп по имени Себастьян.
— Красивое пальто. — Мама смотрела на Ксанту со смесью восхищения и зависти.
— Большое спасибо, — улыбнулась Ксанта. — Дебби говорила, вы писательница?
Мама нахмурилась:
— Неужели?
— А что вы пишете? — Ксанта заправила за ухо выбившуюся прядку волос.
Мама заморгала.
— Простите, видимо, на такой вопрос ответить невозможно.
— Я записываю сны. — Мама поспешно достала из-под стола несколько стопок тетрадей.
— Ксанта, пожалуй, нам пора навестить Билли, — сказала я, но мама уже дала ей полистать тетрадку со сказкой про Эшлинг.
— Я записываю сны, которые ко мне приходят, — объяснила мама. — Большинство из них не укладываются в повествовательную форму>, поэтому иногда я записываю что-то на диктофон или пытаюсь набросать общие очертания и самые яркие образы.
— Что, прямо каждое утро? — Ксанта выдвинула стул и села за письменный стол. — Дебби, если ты не против, я бы все-таки выпила чаю.
Я вздохнула.
— Мам, хочешь чай?
Мама закусила губу.
— В корзинке, которую я привезла, есть чай с бергамотом, — сказала Ксанта.
— От чашечки бергамотового чая не откажусь, — пробормотала мама.
— Отлично! Я тоже, — сказала Ксанта, листая страницы маминого учетного журнала. — Спасибо, Дебс.
К моему возвращению мама успела зажечь благовония, и они обсуждали тай-чи и раскрытие чакр.
— Честное слово, Мейв, это изменит вашу жизнь. — Ксанта приняла из моих рук чашку чая с бергамотом. — Ты молока добавила? — спросила она.
— А надо было?
— Нормально, я и так попью.
— Нет, в холодильнике есть овсяное, — сказала я. — Мам, тебе подлить молока?
— Да, пожалуйста.
Я вышла из комнаты и протопала вниз по лестнице, чтобы снова выступить в роли официантки.
* * *
Прошел час, а мама с Ксантой продолжали беседовать о сновидениях. Мама расслабилась и говорила свободно, иногда смеялась, позволяя Ксанте увидеть дырки на месте своих зубов.
— Честное слово, Мейв, вы как глоток свежего воздуха, — сказала Ксанта, сжимая мамину ладонь. — У людей такие узкие взгляды на то, что они принимают за реальность. Мы видим проблески нашего общего воображения только в произведениях изобразительного искусства и музыке.
— Ну, люди боятся показаться невеждами, — отвечала мама. — И им трудно принять мысль, что, погрузившись на глубочайшие уровни сна, мы освобождаемся от самих себя. Наше общество слишком сковано индивидуализмом. Настоящее вдохновение приходит извне, из коллективного бессознательного, из неизвестности, способной существовать только в сновидениях. Моцарт сочинял музыку, находясь в состоянии сна. Кафка писал исключительно по ночам. Даже молекулярная структура ДНК была открыта во сне. — Мама вскинула руки, как бы говоря: «Какие еще доказательства вам нужны?»