— Я не оставлю тебя одного.
— Выметайся, или я вышвырну тебя за шиворот.
* * *
Когда меня нашла мама, я сидела перед трейлером. Зубы у меня стучали, но холода я не чувствовала. Я не чувствовала вообще ничего.
Она присела на корточки рядом со мной.
— Тебе пора на сеанс к Одри.
— Я не могу пойти.
— По-моему, это было бы тебе на пользу.
— Почему все притворяются, будто все в порядке?
— Ничего не в порядке. Поэтому мне и кажется, что тебе надо пойти. Ты опаздываешь уже на час, но я позвонила и извинилась. Я сказала ей, что ты уже идешь.
Одри вручила мне таз с моющими средствами. Желтые резиновые перчатки, спрей для мытья стекол, рулон бумажных полотенец, зеленая металлическая губка, синяя впитывающая тряпка, бутылка чистящего средства и бутылка «Туалетного утенка» разложены, будто подарки в праздничной корзине.
Она показала мне зубную щетку.
— Это для труднодоступных уголков, куда не доберешься тряпкой.
Я кивнула.
— Не торопись. У меня высокие требования.
— Понимаю.
* * *
Я думала, Одри знает. Я думала, мама ей сказала. Я думала, она откроет дверь, и я упаду в ее объятия, и она крепко меня обнимет, а дальше я ничего не думала, потому что была полностью уверена, что это произойдет.
* * *
Я оглядела совершенно чистый туалет, чувствуя, что вот-вот взорвусь. Может, стоит расколотить зеркало. Посмотрим, получится ли у меня встать в унитаз и, балансируя на одной ноге, попытаться себя туда смыть. Хотелось, чтобы она вернулась и увидела, что я лежу в ванне крови, вскрыв себе вены, — страшное зрелище, способное поразить саму Офелию.
Вместо этого я решила изобразить мученицу. Совершить самый радикальный, самый противоестественный поступок, который могу придумать: я принялась драить каждый дюйм туалета Одри.
* * *
Кафель в душе едва не отваливался. Когда я оттирала зазоры между коричневыми шестиугольными плитками, белые частички крошились, словно обломки ракушки, которую я раздавливала в белый песок.
Я все еще отскребала от плитки песок, когда в дверь постучала Одри.
— Дебби?
— Я не закончила.
Она заглянула внутрь:
— Просто уже поздно.
— Ой, извините.
— Все в порядке. Не хочешь пойти в гостиную? Я поставлю чайник.
* * *
— Прошлой ночью Билли пытался себя убить.
Я произнесла это в тот момент, когда она протянула мне чашку чая. Рука Одри замерла, и чашка дрогнула.
— Он жив?
— Ага. — Я забрала у нее чашку. — Все притворяются, что ничего не случилось.
Одри стояла перед огнем, держась за каминную полку.
— Я думала, мама вам сказала.
— Нет, не сказала. Билли?
Я кивнула.
— Это... Даже представить не могу, каково тебе.