Я горячо поблагодарила официанта, чем, судя по всему выбесила его еще больше.
О Джин я не узнала почти ничего, кроме того, что, по ее мнению, утка конфи может быть передержанной, даже если она с кровью. Ксанту закидоны матери, похоже, не смущали. Когда Джин встала, чтобы расплатиться, я незаметно сунула двадцатку под чайное блюдце.
— Пошли ко мне? — со странной кривой улыбкой предложила Ксанта.
* * *
Выйдя из ресторана, Джин как будто растерялась. Она спросила Ксанту, хватает ли той денег. Ксанта кивнула.
— Ладно, оставлю вас вдвоем. Дай мне знать, если что-то понадобится. Приятно было познакомиться, Дебби.
— И мне тоже, Джин.
Мы проводили ее взглядом. Она удалилась, цокая шпильками по тротуару.
— Ну? — спросила Ксанта.
— Что «ну»?
— Как она тебе?
— Своеобразная женщина.
Ксанта рассмеялась.
— Я люблю свою мать, но... мне бывает сложно ей симпатизировать.
— Это заметно.
* * *
До ее дома мы шли молча. Я была словно в легком тумане. В квартиру я вошла с радостным облегчением, мне не терпелось сесть. Ксанта открыла бутылку красного вина и достала из шкафа два бокала.
— Мне просто воду, — сказала я. — Стараюсь не налегать на алкоголь.
Я ждала, что она вскинет бровь или что-нибудь скажет, но ничего такого не произошло. Со стаканом воды я свернулась в клубок на кожаном диване и накрыла колени лоскутным пледом.
— Просто не понимаю, как ты... из нее появилась? — произнесла я наконец. — Тебя что, удочерили?
— Если честно, мне кажется, что мы очень похожи.
— Это не так.
— Нет, правда. — Ксанта села рядом со мной, и диван вздохнул под нашим весом. — Просто я вечно стараюсь понравиться. В этом смысле я восхищаюсь мамой. Она такой потребности не испытывает. Редкое качество у женщин.
— Она изо всех сил отталкивает людей. Официант ее чуть не убил. Ты не такая. Тебя все любят.
— Любят ли? — Ксанта смотрела в свой бокал и крутила его в руках. — Или им просто приятно, как я себя подаю? Мама родилась в большой и очень бедной семье. Решив стать врачом в трехлетием возрасте, — Ксанта закатила глаза, — она отказалась от своей родни и всего, что с ней было связано. Осталась в полном одиночестве.
— Независимая трехлетка, — сказала я.
— Она не шутила.
— Представляю ее в синем детском комбинезончике и очках в тон.
— Вот-вот. — Ксанта отпила глоток вина и сморщилась. — Гадость какая!
— Что, пробкой отдает? Попросим Джин его вернуть?
Ксанта не засмеялась.
— Прости, — сказала я. — Зря я перемывала косточки твоей матери.
— Мама просто... — Поерзав на диване, Ксанта продолжила: — Моя мама — перфекционистка. Мы обе такие. Это не делает меня лучше других. Это меня парализует. Это мешает всему, за что бы я ни бралась.